Он раскрыл рот, смотрит ошалело, уже поверил, что с человечеством вот так, как со здоровяками на турнирном поле. Я вздохнул и, наклеив на свое благородное и крайне мужественное лицо благосклонное выражение, начал улыбаться и кланяться в ответ на радостные вопли из толпы. Все ревут в восторге, я ж почти осуществил их мечту: бедный и незнатный рыцарь поверг сильнейших рыцарей. Заставил богатых и знатных кувыркаться в пыли и рыть мордой землю, а потом выбрал королеву красоты не с подсказки короля, а возложил венок к ногам жены соседа! Ведь мечта простолюдина не простирается дальше жены соседа…

Смит ухватил Зайчика под уздцы и повел через толпу. У меня заболели мышцы лица от широкой улыбки. Держать ее трудно, потому что внутри холод и смертельная тоска: все эти месяцы я нещадно давил любые проблески воспоминаний о Лавинии. Сейчас же на багровые угли брошена охапка сухого хвороста. И огонь вспыхнул с новой силой.

— Изменить ничего нельзя, — прошептал я едва слышно. — Теперь уже нельзя…

Мы двигались через море ликующего народа, со всех сторон тянутся руки. Каждый жаждет прикоснуться к моему сапогу или хотя бы к коню, чтобы потом рассказывать, как близко находился к победителю.

Со всех сторон победно гремят трубы, люди не расходятся, начинаются пляски, веселье, будут гулянья в честь бракосочетания, затем во славу окончания первого дня турнира. Я на ходу похлопал Зайчика по шее, еще раз сказал «спасибо». Смит пробрался к своему коню, поблагодарил служителей и щедро одарил из выкупа: победителю надлежит быть щедрым и великодушным, и мы выехали на дорогу к городским вратам.

— У вас чудный конь, — сказал Смит с завистью. — Я потерял две схватки из-за своего одра. А один раз вообще опрокинули… да-да, с конем вместе!

Пес подпрыгивал, показывая, что и он тоже просто чудо. И если бы ему позволили, он бы всех этих железнобоких…

Стражи на воротах тоже приветствовали нас, уже знают. Вообще в городе, кажется, все знают, что я ссадил с коней сильнейших рыцарей, избрал королевой жену друга в пику королю, который хотел бы в королевы свою жену.

Смит озабоченно посматривал на Зайчика.

— Сэр Ричард, его беречь надо!

— Почему?

— Не украли чтоб. Ему ж цены нет.

— Сам о себе позаботится, — ответил я рассеянно. — Я вот не знаю, что с этим пиром делать. Идти не хочется, но не идти… себе дороже.

— Сэр Ричард! — вскричал он. — Это же великая честь! Надо идти. А я пока отосплюсь и буду копить силы для завтрашнего дня. Кстати, где Кадфаэль? Мы бы с ним кувшин вина…

Я сказал значительно:

— У Кадфаэля своя война.

Он насторожился.

— Тоже турнир?

— Служба безопасности, — ответил я лаконично. — Столько колдунов приехало, что местные священники вряд ли справятся. А силы Кадфаэля, поверь, весьма и весьма…

На постоялом дворе плотно пообедали, хотя время ближе к ужину, поднялись в свой номер. Днем в нем никакой зачарованности. Сэр Смит сразу же со стоном завалился на ложе, начал рассказывать, кого и на какой прием поймал, как ловили и не поймали его, такого ловкого и умелого. Я присел за стол, опустил голову на кулаки и задумался. Что-то здесь совсем не то, что ожидалось. Я что ждал: большой турнир, куда приедут рыцари с Юга. Ну вот приехали. Если раньше я мечтал с ними если не подружиться, то хотя бы посидеть за накрытым столом, чтобы за вином и жареным гусем кое-что узнать о Юге, то сейчас, понятно, вместо «здравствуйте» могу получить только в зубы кулаком в железной перчатке.

То, что у меня тоже есть кулак и что стальные пластинки на каждом пальце не погнутся даже при ударе в каменную стену, ничего не меняет: дружеской беседы далеко за полночь не получится. Что еще? Есть смутный шанс сражаться за главный приз, что дает свободный пропуск через все земли на Юг вплоть до имперской столицы. Или императорской, неважно. Но здесь, если честно, мои шансы невелики, ибо стараниями архиепископа вся магия в пределах турнира бессильна, а перед схваткой маршалы придирчиво проверяют рыцарей, нет ли у кого заколдованного или зачарованного оружия. Если же на равных, то, надо признаться, я свои шансы расцениваю не слишком высоко. Рядовых бойцов, конечно, собью с коней, но здесь такие монстры, смотреть страшно… Боюсь, что Блэкгарт не единственный.

Пес заворчал, приподнялся. Я рассеянно опустил ладонь на загривок, там шерсть поднялась дыбом, но все тихо, я почесал за ухом, сказал успокаивающе «тихо, тихо», и Пес снова опустил голову на лапы, затих, блаженно жмурясь.

В стене напротив появилось неопрятное зеленое пятно, разрослось, выплыла бесформенная, но явно человеческая фигура. Пахнуло морозцем, холод возник внутри меня, но в комнате все так же жарко и душно, я продолжаю сидеть, как завороженный, перебираю шерсть на загривке Пса, а душа уходит в пятки…

С великим трудом заставил левую руку снять с пояса молот, метнул в призрачную фигуру. Молот пролетел насквозь, бесшумно задел стену, ничего не порушив, и вернулся в мою растопыренную ладонь. Я смотрел в лицо приближающейся смерти и понимал отчетливо, что ничего сделать не могу. Меч бессилен, как и молот, а мои доспехи не помешают нежити добраться до моего сердца…

Фигура приблизилась вплотную, одна рука коснулась моего левого плеча, и оно мгновенно онемело. В сердце остро кольнуло, сердечная мышца изо всех сил пыталась качать застывающую, как студень, кровь.

Вторая рука застыла тоже, перестав чесать пса. Он открыл глаза, из горла вырвалось грозное рычание. Не поднимаясь на лапы, он прыгнул на зеленую фигуру из лежачего положения. Страшные челюсти сомкнулись на руке, и нежить сразу отдернулась от моего плеча. Обе конечности попытались сомкнуться на шее пса, однако тот отпрыгнул, забежал сзади и в прыжке достал страшными клыками шею.

Нежить рухнула мимо меня, они сцепились в быстро вращающийся клубок. Пес свирепо рычал и стискивал челюсти, фигура пыталась сбросить его, а я все не мог подняться из-за стола, руки и ноги онемели, кровь от сердца едва пробивается, ломая превратившиеся в лед капилляры. Нежить ухитрилась завернуть руки за голову и ухватить Пса, однако тот, не разжимая челюсти, рычал все страшнее.

Я наконец сумел подняться, дрожащей рукой взялся за рукоять меча. Пес и нежить все еще катались по полу, а не с моими рефлексами сейчас драться, да и что я могу, если молот пролетел насквозь?..

А как же, мелькнула оторопелая мысль, сумел Пес, он же материален…

Рычание становилось громче, а нежить двигалась все медленнее, наконец руки упали в стороны и застыли. Пес поднял голову, жуткие глаза горят красным огнем, а клыки, казалось, стали еще острее и длиннее.

— Фу, Бобик, — проговорил я дрожащим голосом. — Фу… Не отравись этой гадостью.

С ложа раздался стон, Смит поднялся и сел, упираясь руками. Лицо одурелое, мотал головой, словно стряхивал воду.

— Какая гадость пригрезилась… Хочу и не могу проснуться…