И когда она пропустит через себя мир, созданный автором, люди станут ближе друг другу, словно и не было великого Вавилонского столпотворения, когда все вдруг перестали друг друга понимать. А ведь будь у них переводчики, они бы достроили свою башню и утерли нос мстительным гордым богам, точно бы достроили!

И не было бы войн. И не было бы вражды. Если бы люди понимали друг друга.

Сима вздохнула и устало откинулась в кресле. Она перевела уже половину текста, но болели глаза, затекло все тело — раньше Сэмми не позволял ей засиживаться, но теперь она забыла о времени. Она догоняла собственную жизнь, ускользающую все быстрее, а на ее место приходило что-то совершенно новое.

Прошлой ночью она дошла до края лавандового поля и оказалась у озера, на белой каменной скамье, нагретой солнцем. Вокруг цвели георгины, гладиолусы, ирисы и подсолнухи, и это было удивительно, потому что они не могут цвести одновременно — а поди ж ты, цвели. И вода в озере была прозрачной, в ней сновали стайки рыбок, а рядом на скамье лежал Сэмми, довольно щурясь на солнце. И его шубка была знакомо бархатной и горячей от солнца. И Сима ощутила покой и счастье. Наконец она смогла снова погладить Сэмми, и тот довольно заурчал, знакомо и привычно, и Сима поняла, что никуда не хочет уходить отсюда. Возможно, и Тропа, и ворота были посланы ей для того, чтобы она ушла сюда, когда станет невмоготу.

И она уж совсем было собралась остаться на скамье, но раздался звонок. И Сима целый день думала, что оставила Сэмми одного на той скамье.

Звонок в дверь прозвучал неожиданно. И хотя Сима знала, что это не может быть старуха, в какой-то момент она сжалась и тут же поймала себя на этом и рассердилась. Нет, больше она не будет жертвой. Она и не была, просто пора сменить тактику.

Но за дверью стоит Милош, и Сима уставилась на него во все глаза. Милош никогда не был у нее, как и никто из семьи, кроме Тани.

— Тут мать тебе поесть передала. — Милош вошел в квартиру и огляделся. — Танюшка на работе, Циноти заперлась с бабушкой, а я только приехал, мама говорит: пока не разделся, съезди к Симе, отвези ей обед. Ну вот…

В руках у него корзинка, прикрытая полотенцем.

— Это… это надо на кухню. — Сима отчего-то чувствует неловкость и сама на себя сердится за это. — Я… не стоило, правда, я бы…

— Таня говорила, что ты не готовишь. — Милош вошел на кухню и поставил корзинку на стул. — И я вижу, что это правда.

— Я пиццу заказываю или покупаю готовую еду. — Сима приподняла полотенце, прикрывающее корзинку. — О, запеканка! Так много…

— Горячая еще, ты обедала?

— Да я и не завтракала, работа срочная. А ты… ты голоден?

— Давай поедим, я только вернулся, голоден. — Милош огляделся. — Ванная там? Я руки помою.

Он скрылся в ванной, а Сима принялась вынимать из корзинки еду: запеканку в прозрачной форме, большой кусок пирога с малиной, орешки со сгущенкой, связку бананов, пластиковую емкость с каким-то мясом, запеченным с пряными травами и бобами: это мясо, сдобренное острым красным соусом с кинзой и большими красными фасолинами, Симе очень нравилось.

— Где у тебя тарелки?

Сима молча кивнула в сторону шкафа, прикидывая, что же теперь делать и как не ударить в грязь лицом. С Таней ей было проще, а Милош вызывал чувство тревоги, потому что ей казалось, что парень видит ее насквозь, а это довольно неприятное чувство.

— Так много…

— Поставишь в холодильник и будешь разогревать. — Милош смотрит на Симу с веселой иронией. — Когда ты уже перестанешь дергаться, общаясь со мной?

— Я не дергаюсь, — Сима обиженно надулась. — Просто я не… Я привыкла одна.

— Понятно. — Милош фыркнул. — Ты похожа на котят нашей Тары: они, как только входят люди, бросаются под диван и оттуда шипят. Не привыкли к людям, хотя в таком людном доме, как наш, это трудно представить, но Тара до сих пор никого к ним не подпускает, и они дикие. Ты их видела?

— Нет.

Сима не хотела видеть котят. Был бы жив Сэмми, она бы с удовольствием посмотрела на котят и попробовала поймать с целью последующей глажки, а потом дома говорила бы Сэмми, что это несерьезно и она любит только его. Но теперь — нет, так не могло быть, и ей не нужны были никакие другие котята, ей нужен был только Сэмми.

— Он не хотел бы, чтоб ты так горевала.

— Ты понятия не имеешь, чего бы он хотел… — Сима с тоской посмотрела на Милоша. — Ты думаешь, это глупо, что я вот так убиваюсь из-за него?

— Нет. Я думаю, что это самое тяжкое горе, которое постигло тебя за всю твою жизнь. — Милош дотронулся до ее руки. — Но ты должна понять, сестренка: нужно уметь идти дальше, не растворяться в горе, не топить свою жизнь в слезах — это неправильно. Постарайся отпустить, чтобы он мог вернуться к тебе, он именно этого хочет.

— Не верю я в эту хрень…

— Веришь, конечно. — Милош улыбнулся. — Потому что знаешь нашу бабушку Тули и меня знаешь. Потому ты и дергаешься, что думаешь, я читаю твои мысли.

Он настолько близок к правде, что Сима не нашлась с ответом. Да, именно потому в присутствии Милоша она чувствует неловкость, и вот же он и это знает.

— Скажи лучше, зачем к вам приезжал этот ужасный дядька?

— Какой дядька?

Конечно же, Милоша тогда не было дома, а Сима и забыла!

— Сима, кто приезжал?!

— Таня сказала, что его зовут Мирча Потокар.

Милош сжал кулаки, а в глазах зажегся опасный огонек.

— Что-то не так?

— Все не так. — Милош хмуро смотрит себе под ноги. — Дело в том, что наш баро дал своему брату много воли, и тот творит что хочет. Сейчас же он хочет взять в жены своему сыну нашу Циноти, она последняя незамужняя кровная дочь моего отца. Он хотел Злату, потом Агнессу, но они и смотреть не стали на его сыновей, а сейчас у него остался единственный неженатый сын, и теперь ему во что бы то ни стало нужна Циноти, и он уже предлагал отцу огромный выкуп за нее, но отец сказал, что не торгует своей дочерью. Захочет Циноти — выйдет замуж за его сына, не захочет — так тому и быть. А Циноти не просто не хочет, она в ужасе от самой мысли о таком браке.

— Ему что, девушек мало?

— Сима, ты не понимаешь. — Милош сжал ее пальцы. — Циноти — будущая шувани. Она унаследовала бабушкин дар, и с годами ее сила будет расти. Иметь в семье шувани — большой почет и огромная польза. Баро хочет породниться с шувани, вот Мирча и старается, да попусту. И, конечно, просто похитить мою сестру он не может, он знает, что бабушка проклянет и его, и весь его род, потому что мы им Циноти не оставим и родственниками они не станут. Но я боюсь, как бы он не устроил какую-нибудь подлянку, чтобы вынудить Циноти согласиться.

— Что ты имеешь в виду?

— Например, в прошлом году они подстроили аварию, в которой обвинили меня, и предложили снять обвинения в обмен на Циноти. Отец нанял адвоката, и все разрулили, но я знаю, что сестра пошла бы на это, если бы не было иного выхода, пошла бы. А я этого не хочу.