грелок и спекулянтов женским телом объясняется просто: они сначала струсили идти в рейд, а потом не смогли также лихо переправиться через быструю полноводную реку. И вообще, одно дело стоять в обороне или медленно следовать за катком наступающего войска, а гнать по вражеской территории, вцепившись в хвост экспедиционного корпуса — это совсем другая история.

Хотя есть у меня подозрения, что кто-то из этой братии завелся в войске. Самые смелые, жадные и безголовые коммерсанты, они как вши или блохи, избавиться от них можно только при условии целенаправленной и планомерной борьбы с паразитирующими насекомыми. Ну и ладно, никаких тайн маркитанты не знают, их сейчас никто не знает. Станет жарко, сами отвалятся, а уж живые или трупиками — мне не интересно, это не мои люди. Налоги платят через пень-колоду, при этом настоящих фискальных структур у меня нет, а в войске тем более. Максимум, что я организовал — публичную порку пары личностей, совсем уж нагло не платящих налоги со своих доходов, получаемых в войске. Само собой, что во время экзекуции над маркитантом стоял гвалт и смех, народ с удовольствием наблюдал за забавой, а вот шлюху жалели. Жалели, но язык не распускали, понимая, что их граф в своём праве. «Тебя секут, а ты не попадайся» — всем простолюдинам известна формула общения с властями.

По заведенной традиции штабной шатёр, он же трофейный шатёр в цветах старого графа Долинола путешествовал с нами. Я нарочно не стал заводить новый, чтоб все видели, помнили, ощущали — они служат под командой славного рыцаря, удачливого военачальника, грозного Угнетателя, взявшего на меч целое графство. Кстати да, по словам поживших вояк из числа командиров, целое графство в этом веке еще никто не захватывал своими силами. Короли, у тех случалось отобрать большой регион и отдать кому-то из своих подручных. Но чтоб вот так — прийти, взять, а потом получить из рук короля подтверждение своего права сильного — такого давно не было.

И опять это был единственный шатёр, все остальные, включая маркиза, баронов и даже графа, все мы ютимся в палатках, почти таких же, как у рядовых бойцов. Выучка позволяет не валандаться с разбивкой и сборами лагеря, специально сконструированные военные повозки, которые арбы, просто телеги, реквизированные в захваченных селениях — всё это позволяет моему войску оказываться там, где его не ждут. Я даже передки к пушкам к этому походу успел не только нарисовать, но и добился их изготовления. Оказалось, что если пушка опирается не на два колеса, а на четыре, она идёт гораздо легче, а боезапас, возимый непосредственно на ней, не оставляет шанса потерять снаряды во время быстрого развертывания или изнурительного марша. Вы не представляете, какая это грусть — прибыть к месту сражения и осознать, что весь боеприпас к артиллерии застрял в десяти милях на сломавшейся телеге.

А насчет бытовых удобств командиров — очень удобно быть живым, ради такого кайфа можно месячишко и потерпеть без скамьи, накрытой ковром. И без ковра, устилающего пол шатра тоже можно обойтись. А в повозке вместо лавки и ковра можно везти запас стрел и провианта. Еще одно отличие кампании этого года — в нормы снабжения мои командиры настояли ввести коэффициент добавки от разграбляемых селений и замков. Раз решено не стесняться, то часть продуктов для питания войска мы будем брать на корню. А всем селянам из разоренных деревень настойчиво рекомендуется брести в центральные провинции. Программа дезинформационных передач начала своё вещание. В головы подданых Иманта вбивалась мысль, что приграничные территории снова стали целью жадного и жестокого графа. Как минимум пару лет на этих землях будет идти война со всеми своими атрибутами. Всех, кто не покинет зону боевых действий, атрибут в извращенной форме, да не по разу, ограбят, обдерут и высушат как снятую беличью шкурку. Кто-то из благородных смотрит на мои действия с осуждением, но таких меньшинство. В массе своей аристократы не видят в таком ничего неестественного, война есть синоним грабежа, вернее инструмент владетельных синьоров навроде кистеня в руках разбойника из простолюдинов. Дер Буль достаточно хорошо изучил меня, он понимает, что всему есть причина.

— Граф, а зачем вам такая недобрая слава?

— Мне не слава нужна, а результат.

— Страх и ненависть? — Маркиз просёк, что у меня какие-то вполне конкретные и важные цели, но пока не может нащупать их. Вот и лезет с вопросами под шкуру.

— Да всё просто, Седерик. Пойдут беженцы по дорогам, запрудят их или хотя бы просто загрузят пути следования — у королевских баталий Георга возникнут проблемы с быстрым перемещением в нашу сторону. Опять же сам знаешь, никто больших запасов продовольствия с собой на войну не берет.

— Кроме нас.

— Кроме нас. А с едой начнутся проблемы — беглецы запас зерна не повезут, зато деньги в поясах и кошелях возьмут все что есть.

— Ага, то есть они будут скупать продукты по пути, жратва подорожает, селюки с радостью всё им продадут по такой поре…

— Верно, маркиз. Воякам Иманта нечего будет реквизировать на нужды королевского войска. Пусть воюют голодные.

— Вот же ты жук, Жорж! У тебя во всяком плане внутри второй прячется. Ты, небось, даже до ветру без второго плана не ходишь. Погадить присел — а уже выгода графству.

— Эх, Седерик, не напоминай. Это моя боль.

— Геморрой?

— Нет, душевная боль. Сколько из отхожего места можно пользы извлечь, ты даже не представляешь.

— Это ты про удобрение полей? Слышал уже про твои эксперименты. Говорят, всё дерьмо от коров и лошадей твои крестьяне вывозят на поля. На самом деле с дерьмом урожай выше?

— Выше. Но человеческие отходы для этого не годны. Там другое… Да ладно, всего не охватишь.

— Да, граф, всего не захапаешь. Пусть дерьмо остаётся в земле, мы чего другого себе хапнем. Так ведь? Или просто пошумим и сбежим обратно?

— Сейчас пошумим, это точно. А там видно будет. Вдруг найдём что нужное?

— В Иманте всё ценное и нужное вдоль берега лежит. Основная их статья доходов — море и торговля. Кстати, и сильны они на воде неимоверно, на суше стоят не так прочно, как на море.

— Не сильно поможет им море, когда мы с гор пришли. Хотя чем-то да, кое-в-чём им легче будет. Денег много, начнут наёмников набирать.

— На войну, да наёмников? Это что за войско получится такое, из наёмников? Тьфу, а не войско! Разбегутся при первой возможности перенайма.

— Угу. Но ты же сам сказал, денег у них хватает. Если начать с ними монетой воевать, не одолеем. Мошной задавят, поднимут цену найма, никто из продажных вояк от них не побежит.

— Хм, не подумал. Ну да надеюсь, в этом году не успеют. Я бы слышал, если бы кто большое войско собрал из таких, которые чисто по найму на год воевать согласится. Это не караваны охранять, где достаточно наличие десятка-двух, чтоб никто не пытался ограбить. На войне всё по-настоящему, тут убивают, причём любого могут накрыть. Кто за денарии или даже гроссы согласится жизнь на кон поставить?

— Даже не представляешь, маркиз, сколько таких людей найдется. Но об этом не сейчас. Сейчас нам надо определиться с парламентёрами. Кого пошлём в замок? Как считаешь, маркиз?

— Чтоб не было урону нашей чести, пошлём кого-то не выше барона.

— Если так рассуждать, то Георг не выехал бы на переговоры со мной на том поле.

— Ну да, он тогда нам честь оказал. Но и ты уже был знаменит и овеян славой. А тут какой-то безвестный барон, победивший таракана в честном поединке на своей кухне.

— Наговариваете вы, маркиз, на баронское племя. Не барское это дело — на кухню ходить.

— А сам? Сам-то по всем закоулочкам шаришься порой.

— Порой. Когда челядь уму-разуму учу. Это другое. Ладно, посылай кого сочтешь нужным, я влезать в твои решения не буду. — Седерик аж приосанился, ему приятно, что во многих вопросах я оставляю за ним последнее слово. Пусть я командующий, но он отхватит свой кусок славы и за этот поход. И кусок будет весьма велик. Кто-то даже решит, что победами наше войско обязано только ему. Да и пусть. На самом деле, мне слава Александра Македонского не очень нужна. Он был монархом, мог звездить любым образом, а моя карта послабее. Если Якобу кто-нибудь нашепчет, что с такой славой и популярностью я становлюсь опасен, то… Вот нафига я эту движуху с прославлением себя любимого затевал, о чём думал?

— Как договаривались, обещаем всем жизнь и беспрепятственный