В Берджо не имелось приспособлений, чтобы вытащить ее на берег, а потому мы без толку возились целые дни, стараясь устранить течи изнутри и не продвигаясь в этом занятии ни на йоту. Как-то утром мы проснулись и поняли, что сезон навигации подошел к концу и что в этом году нам не удастся увести «Ишь, ты!» от берегов Берджо хотя бы на дюйм.

Бывало, меня обвиняли в ослином упрямстве, но совершенно незаслуженно. Если на то пошло, так я уравновешенный, спокойный и разумный человек. Вот почему я сказал Клэр:

— Чтобы чертова шхуна взяла надо мной верх? Да никогда! Если она останется тут на зиму, так и мы останемся. Глаз с нее не спустим. А когда наступит весна, я доведу ее до такого совершенства, что ей придется оставить свои чертовы штучки. Во всяком случае, пока мы не доберемся до Новой Шотландии.

— А почему бы и нет? — сказала Клэр. Она ведь из тех женщин, кому все нипочем.

Я занялся устройством шхуны на зиму, а Клэр отправилась на поиски дома для нас и нашла его в Мессерс-Коуве, расположенном на западном краю Берджо.

Дом, который она нашла, был маленьким, уютным и прилепился на скалистом выступе над открытым морем, так что во время юго-западных штормов на него обрушивались ливни брызг. И еще Клэр нашла нам нового члена нашей семьи. Это был Альберт, молодой черный водолаз с Гран-Бруи, из того же рода, что и Бланш, собака на верфи в Сен-Пьере.

Некоторые следствия нашего решения оказались поразительными. «Ишь, ты!» тут же перестала течь (ну, почти). Поскольку вытащить ее на берег было негде, нам пришлось пришвартовать ее в бухте, где движение льда было практически постоянным. Тем не менее она перезимовала без единого повреждения и встретила весну в полном рабочем порядке. Из нашей неумолимой, кровожадной противницы она превратилась в кроткую любящую шхунку — пока в один прекрасный июньский день мы вновь не попробовали поплыть на запад.

Несмотря на мои щедрые возлияния Морскому Старику, «Счастливое Дерзание» (она вернулась к прежнему имени) имела на него больше влияния, чем я. И бессовестно этим влиянием злоупотребляла. Каждый раз, когда мы отплывали с Берджо, мы натыкались на западные штормы, непроницаемый туман, сильнейшее волнение — или на комбинацию всего этого. Далее: стоило нам взять курс на запад, как что-нибудь случалось с двигателем, такелажем, корпусом или же возобновлялась течь и вода била гейзерами.

После трех недель непрерывных поражений мы с Клэр почувствовали, что нам необходимо устроить передышку, и решили сплавать в соседнее селение Джерт-Коув, ютившееся под массивными обрывами фиорда Грей-Ривер. Мы намеревались несколько дней погостить у жившего там нашего друга, дав телу восстановить силы, а духу обрести крепость, прежде чем снова предпринять путешествие на запад.

Грей-Ривер лежит к востоку от Берджо, и «Счастливое Дерзание» понеслась на восток, точно быстрая ласточка. Но когда мы попытались вернуться в Берджо, то угодили в сильный шторм. «Счастливое Дерзание» потеряла фок-штаг, форсунки засорились, и дизель отказал, так что мы были вынуждены повернуть и бежать по ветру, уходя от волн. И кончили мы в Ричардс-Харбор, в шестидесяти милях восточнее Берджо.

Была уже середина июля, и я начинал сознавать, что в этой схватке двух воль моя куда слабее. Когда мы вышли из Ричардс-Харбор и тут же заблудились в густом тумане (компас вдруг обезумел), я смирился и позволил моей упрямой шхунке плыть, куда ей захочется. И она доставила нас в залив Д'Эспуар. Мы склонились перед судьбой и прекратили неравную битву до следующего года.

Есть много жребиев похуже необходимости провести лето в этом чудесном заливе. Все больше осваиваясь с лабиринтом его островков и бухт, мы пожинали нежданные радости. Например, когда мы проникли в Конн-Ривер и обнаружили последнее сохранившееся на Ньюфаундленде селение индейцев микмаков. Супружеская пара — Майкл Джон и его слепая жена приняли нас как родных детей. Майкл, которому тогда было под восемьдесят, хотя он оставался крепче гранита, рассказывал нам бесчисленные истории о своем племени и других индейцах — истории, которых, вероятно, до нас не слышал ни один белый. Он подарил нам яркое, но надрывающее сердце видение иного, более старого мира, который, быть может, был лучше нашего.

Еще мы познакомились с двумя силачами братьями из залива Хермитидж — пожалуй, только они одни по-на — стоящему занимались рыболовством в заливе Д'Эспуар. Всякий раз, когда мы с ними встречались — а случалось это часто, — они подходили к нашему борту, нагружали нас неркой, омарами, лососями, треской и крупными арктическими гольцами. И они же покончили с затруднением, возникшим из-за отсутствия в окрестностях приличной винной лавки.

Залив Д'Эспуар кормил нас на удивление хорошо. В Харбор-ле-Галле во время отлива мы раздевались и бродили по отмелям, собирая мидии, морские финики, песчаные ракушки и изящные морские гребешки, или заимствовали у кого-нибудь вершу для омаров и с ее помощью ловили на обед крабов.

И совсем уж незабываемый случай, когда мы стояли в чудесной бухточке у мыса Реймонд. Поздно вечером мы с Клэр читали при свете керосиновых ламп, уютно устроившись на койках. Альберт убежал на берег и, сопя, вынюхивал что-то у кромки воды. Внезапно мы услышали громкий всплеск, и несколько секунд спустя его когти простучали по палубе. Он уронил что-то дряблое в кокпит, снова убежал на берег, и снова мы услышали всплеск.

Мне стало любопытно, и я поднялся с фонариком по трапу, как раз вовремя: он поднимался на борт, а в пасти у него извивался двухфутовый кальмар, размахивая щупальцами в бессильном протесте и слабо обвивая ими забрызганную чернилами собачью морду.

В залив как раз зашли большие стаи кальмаров, и Альберт, собака-рыболов без глупых предрассудков, решил наловить их побольше. Метод он избрал такой: садился на краю заброшенной пристани поблизости и высматривал фосфорический блеск, когда кальмар всплывал неподалеку от него. Тогда он прыгал так, чтобы нырнуть поглубже. Нет, не всякая его попытка увенчивалась кальмаром, но, прежде чем я лег спать, он поймал семь этих причудливых пучеглазых головоногих моллюсков.

Не пропадать же им было зря! И на следующее утро Клэр состряпала обед, достойный залива Духов. Голец на рашпере, жареные кальмары с начинкой из рубленых мидий и гарниром из крохотного дикого горошка. А на десерт — глубокие миски лесной малины. По берегам залива Д'Эспуар супермаркетов в заводе не было, но это нас мало трогало.

В сентябре встал вопрос, где нам зимовать. Клэр, которая в неколебимости вполне может потягаться со «Счастливым Дерзанием», и слушать не хотела о том, чтобы перезимовать в заливе. Не то чтобы эти места ей не нравились, но, как она сказала:

— Если мы каждый год будем пятиться, то кончим в Грязной Яме, а тебе этого вряд ли хочется.

Она попала в точку. К тому же и Клэр и я полюбили наш домик в Берджо, как и обитателей Мессерс-Коува, а потому ничего не имели против того, чтобы провести там еще год. Я изложил все это «Счастливому Дерзанию», предлагая взаимные уступки. Я объяснил ей, что мы не попытаемся пройти на ней западнее Берджо (в этом году, шепнул я себе под нос), если она соблаговолит вернуться в Мессерс-Коув.