Недостатки молодости – Мелисенте ведь всего шестнадцать. И все же… Повелительница раздвинула движением головы ее бедра, чтобы лежать на мягкой подушке живота, и почувствовала, как инстинктивно напряглись мышцы служанки… Кто мог сказать наверняка, что девушка не права? Опять же, из-за своего деда-европейца она на самом деле была другой. Едогими подняла голову, упираясь затылком ей в живот, взглянула вверх. Она почти ничего не видела дальше высоких, заостренных сосков. Другая. Совсем другая. В этом отношении, возможно, даже гротескная. Женщина, чтобы быть красивой, должна иметь грудь в точности такого размера, чтобы умещалась в ладони мужчины, а не такую большую и выпирающую, чтобы отстранять одежду от тела.

Но если грудь Мелисенты была чересчур большой, то нельзя было не признать красоты ее лица. Здесь контраст между ней и другими девушками был не менее заметен, но в ее пользу. Ее огромные глаза имели цвет серо-зеленый, как у моря, и были так же бездонны, удивительный красноватый оттенок сквозил в ее темных волосах, словно лучи солнца пробивались сквозь рощу кипарисов, и этот цвет подчеркивался правильным овалом лица и заостренным подбородком. Вряд ли найдется мужчина, который, увидев ее однажды, не оглянется на нее второй раз… Скоро настанет время подобрать ей жениха. Даже молодой офицер, предвкушавший перспективу увидеть принцессу Едогими в момент, когда она будет выходить из ванны, не мог удержаться, чтобы не взглянуть время от времени на красоту, уже доступную его взгляду.

Конечно, Мелисента очень отличается от всех остальных ее служанок. Она слишком высока, ее ноги слишком сильны. Это тело могло быть незаменимо в любви, но красивым назвать его можно было с трудом.

А теперь она боялась. Они все боялись. Но только Мелисента показывала свой страх. Услышал ли капитан ее шепот? Или он старался только улучшить позицию для наблюдения? Он двинулся вокруг постели, хотя все время неукоснительно оставался в дальнем углу комнаты.

– Вы должны появиться там, моя госпожа, если повелитель и в самом деле умирает.

– Он не умрет, – тихо произнесла Едогими. – Разве что в моем присутствии. Прибыл ли принц Токугава?

– Принц Иеясу еще не прибыл, моя госпожа. Но за ним послали.

Едогими выпрямилась, протянула руки служанкам, чтобы они помогли ей выйти из ванны, и немедленно была облачена в халат. На какую-то секунду мальчик увидел то, что хотел, и даже через комнату она слышала, как воздух вырвался из его легких. Мелисента, тоже стоя перед ванной, взглянула на офицера и вспыхнула. Она краснела так каждый раз, когда мужчина смотрел на нее, даже когда была одета. Это все христианство… Странное учение, без сомнения. Учение, более пригодное для женщин, чем для мужчин.

– Именно у принца Иеясу мы должны искать поддержки, моя госпожа, – прошептал юноша. – Он сильнее всех остальных даймио, вместе взятых.

Едогими взглянула на него; девушки массировали ее тело через толстый купальный халат.

– Мы, юноша?

– Клянусь быть преданным вам, госпожа Едогими. До самой смерти. Страшные времена нас ждут впереди.

Едогими пересекла спальню, оставляя мокрые следы на циновках, у выхода повернулась и пристально посмотрела на него.

– Принц Токугава действительно самый сильный, Харунага. Но даже он не сможет противиться воле остальных, если они сохранят верность духу моего господина Хидееси. Сначала мы должны узнать, что мой господин завещает мне. И моему сыну.

О чем думает человек, когда умирает? О чем может человек думать, умирая? Особенно такой человек.

В комнате было темно, дощатый пол жёсток.

– Я хочу видеть мою госпожу Едогими, – прошептал Хидееси.

– За ней послали, мой господин, принц Иеясу тоже в пути.

– Иеясу… – Хидееси откинулся на подушку из дерева, его рот широко открылся, и полицейские подались вперед, полагая, что смерть пришла. – Слушай меня, Мицунари. Запомни мои слова… Иеясу погубит моего сына.

– Мой господин, разве вы и принц не сражались плечом к плечу в течение тридцати лет? Разве…

– Слушай меня, солдат. Когда я умру, никто не станет на пути его честолюбия. Я знаю, о нем говорят, будто принц ленив, ему наплевать на власть, потому что он не знает меры, доставляя себе удовольствия за столом и у женщин. Но скажи мне, воин: разве чревоугодие, а особенно развлечения с женщинами не требуют огромной энергии? Разве это не поведение человека, еще не нашедшего выхода для своей энергии? Мицунари… – Маленькая, высохшая рука тронула ветерана за рукав. – Послушай меня. Сохрани моего сына. И его мать. Сохрани их даже ценой своей собственной жизни.

– Клянусь, мой господин.

– Но подождите, – прошептал Хидееси. – Вы думаете, это будет просто? Мечи, стрелы, а если не получится – сеппуку… Но вот что я скажу вам, мои воины: если вы не выполните моего последнего повеления, я встану из самой могилы, чтобы покарать вас. Не думайте, что сеппуку убережет вас от моей мести.

– Пока живут принцесса Едогими и принц Хидеери, мой господин, до тех пор мы будем им служить.

– Тогда слушай. Принц Иеясу в открытую не станет поднимать руку на моего сына, по крайней мере без тщательной подготовки. И все же я должен назначить его регентом. Остальные четверо придворных, которых я назову, сами по себе ничего не представляют. Но вместе они смогут противостоять ему. Однако они должны действовать вместе и всегда в интересах моего сына. Это будет твоей заботой, Мицунари.

– Я понял, мой господин. Но разве не проще было бы…

– Поставить тебя вместе с ними, Мицунари? – Лицо Хидееси почти изобразило улыбку. – Берегись, старый солдат, берегись. Ты человек большого таланта, большого честолюбия. Поэтому я сделал тебя начальником полиции. Но все-таки ты – черный дрозд, порхающий с ветки на ветку, а Иеясу – орел, парящий над равниной. Он уничтожит тебя в одно мгновение, Мицунари, если ты попытаешься выступить против него открыто. Однако же маленький черный дрозд – не такая беспомощная птица, как кажется. В отличие от орла, он летит над землей невидимый, не замечаемый никем. И кто знает, может быть, тысяча черных дроздов смогут свалить одного орла, если атакуют вместе. Запомни мои слова, Мицунари. Что бы я потом ни говорил, что бы ни завещал, – будущее принца Хидеери в твоих руках.

– Я оправдаю ваше доверие, мой господин. В этом я уже поклялся. А если мне не удастся это выполнить, мой сын продолжит дело. Пока живет ваш сын, мы будем сражаться за его честь. И за честь госпожи Едогими, мой господин. – Мицунари обернулся, чтобы посмотреть на отворенную склонившимся в поклоне мажордомом дверь.

– Господин Токугава, принц Минамотоно-Иеясу, – объявил он гораздо тише, чем обычно.

Как и подобало старейшему другу повелителя, Иеясу оставил доспехи и длинный меч в прихожей и облачился в красный церемониальный халат. Он не был похож на воина – выглядел слишком жизнерадостным, слишком тучным, хотя сегодня у него был достаточно скорбный вид. Он дошел до середины комнаты и упал на колени, положив перед собой ладони на татами, и, нагнувшись в поклоне, почти коснулся лбом рисовой подстилки, покрывавшей пол. Но для военачальника Токугавы церемония коутоу была чистой формальностью. Едва он начал поклон, как Хидееси жестом остановил его.