Аюб тоже не мог заснуть. Хотя он не пил ядреный абрикосовый самогон и не ел вкуснейшие домашние колбасы, но сон не шел и к нему. Напряжение нервов перевешивало постоянный недосып. Он знал, что его друзья тоже на взводе и готовы к смертельной схватке, как готовы к взрыву гранаты с выдернутой чекой. Правда, гранаты в момент взрыва сами гибнут…

С отбоя, когда и без того тусклое освещение в камере притухло до ночного режима, счет пошел на минуты. Но хотя они и ждали нападения, началось оно неожиданно – как почти всегда и бывает. Обманчивая тишина отвратительно-душной атмосферы камеры вдруг нарушилась: ее перечеркнул топот ног и мелькание серых теней, стремительно бросившихся на заранее обусловленные цели.

Крепкие руки вцепились в Графа, бритвенное лезвие чиркнуло совсем рядом с горлом, но не достало до артерии, потому, что острый супинатор на долю секунды раньше, более удачно, полоснул по вене вооруженной руки – горячей струей брызнула кровь, и бритва улетела в темноту. Аюб взмахнул супинатором еще несколько раз и дважды попал – цепкие пальцы разжались и держащие его тени отшатнулись, но у нападающих было много рук, и его все же сдернули со шконки так резко, что он едва успел сгруппироваться и приземлиться на ноги. Тут же, получив сильный удар, он рухнул на пол, кто-то прыгнул на спину и стал заламывать руки. От боли потемнело в глазах, супинатор выпал, да ему было уже не до супинатора: жадные липкие пальцы мяли ему лицо, сдавливали горло так, что начало мутнеть сознание… Ждать помощи было неоткуда – с друзьями происходило то же самое. Их тоже душили, кололи острым гвоздем, били ногами, чифирбаком[26], табуретом… Сандаловцев убивали!

Раньше Граф с недоверием относился к рассказам о том, что под страхом смерти человек способен голыми руками разорвать ранец запасного парашюта, разогнуть прутья решетки, разорвать цепь наручников… Теперь же, похоже, ему предстояло в этом убедиться. Аюб рванулся с такой силой, что на миг захват шеи ослабел. Этого хватило, чтобы повернуться на бок.

– Скользкий, с-с-с-сука! – шипел над ним Ильяс. – Держи крепче, Адам!

Потные пальцы вновь вцепились в горло, кто-то прижал коленом к холодному бетону, и теперь вырваться никак не удавалось. «Все, конец, – пришла последняя мысль. – Вот как это бывает…»

– Разойдись! Все к стене! Руки на стену! – словно гром небесный раздались грубые крики. – Разойдись, сказали!!

Свет в камере снова зажегся на полный режим. Резиновые дубинки дежурного наряда смачно влипали в тела заключенных, не выбирая разрешенных законом мест: не только по ногам, спинам, рукам, но и по головам, почкам, животу, паху… Да по-другому и не удалось бы предотвратить вакханалию убийства, остановить опьяненных кровью хищников, когда желанная смерть врага так близка…

Клубок скользких от пота и крови человеческих тел распался. Аюб с трудом поднялся и оперся руками о раму верхней шконки. Рискуя получить дубинкой за неподчинение, все же повернул голову: как там друзья? Но бездыханных тел, лежащих на полу, не было, только Рэмбо сидел, прислонившись к стене, и умело бинтовал разорванной майкой распоротую руку. Все остальные стояли, упершись руками в стену.

«Значит, все живы», – с облегчением подумал Аюб и отвернулся.

* * *

– Странно, на камеру это не похоже, – вслух размышлял Тихий, осматриваясь. – Скорей на помещение караульной смены…

Такие же мысли пришли в голову и его товарищам. Их привели в отсек, состоящий из двух комнат и туалета. В первой комнате четыре кушетки стояли в один ряд подголовниками к стене, с небольшими проходами между ними. Другая комната предназначалась для приема пищи – стол с лавками, раковина для мытья посуды… Судя по свернутому на окне кабелю, раньше здесь был и телевизор.

– Может, наконец-то из Центра приказ пришел? – предположил Лось.

– А почему тогда не отпускают? – убил зарождавшуюся надежду Док.

Аюб молча смотрел в окно с крупной, не задерживающей свет решеткой. Такие ставят не в камерах, а в административных помещениях: допросной, кабинетах оперативно-начальствующего состава, дежурной части…

В свете фонаря пар из вытяжной трубы здания напротив, замысловато клубясь, стремился вверх. А больше ничего видно и не было. Ночь.

Дверь открылась, в комнату вошел молодой человек в белом халате и с медицинским чемоданчиком, а следом капитан, видимо старший смены охраны.

– Подходите по очереди на медосмотр! – распорядился врач, поставив чемодан с красным крестом на стул рядом с кушеткой.

Он помазал раны вонючей мазью, наложил повязки, а Тихому, ощупав ребра, посоветовал сделать рентген грудной клетки. Как будто это зависело от желания самого Тихого.

– Спать! – сказал на прощанье охранник и визитеры ушли.

– Хоть поспим как люди, а не как загнанные звери, – сказал Лось и щелкнул выключателем. Наступила темнота. Это была дополнительная опция. Бонус.

В эту ночь они спали как убитые, крепко и долго. Проснулись лишь, когда в комнату снова вошли люди. На этот раз лейтенант в форме и разносчик пищи в замызганном поварском фартуке поверх камуфляжа. На удивление, он оказался не заключенным, а контрактником. И завтрак вовсе не из зековского котла, а из столовой персонала: оладьи с вареньем, рисовая каша, яичница, сливочное масло, чай…

– Ничего себе! – озвучил общую мысль Тихий. – Нас на убой откармливать решили, что ли? Как бы мы охрану не объели!

Лейтенант бросил на него недобрый взгляд, но промолчал. Еще вчера этот зечара не посмел бы так шутить, а сегодня…

Сандаловцы тоже сделали свои выводы: если за дерзкую шутку не ударили, значит, у охраны по ним конкретный приказ – не трогать!

После завтрака все снова повалились спать – хроническое недосыпание давало о себе знать. Благо, никто их не трогал. Визиты разносчика пищи с дежурным повторились в обед и вечером. На обед был борщ, картофельное пюре с котлетой, винегрет и компот из сухофруктов, а на ужин – овощное рагу с курицей, чай и булочка с изюмом. Так и прошел целый день: в еде и сне.

К вечеру физическое состояние и настроение сандаловцев заметно улучшилось, что и констатировал прибывший перед отбоем для повторного осмотра врач в сопровождении хмурого сержанта с дубинкой на поясе.

– Долго нас тут держать будут? – спросил у него Тихий.

– Обратно в камеру хочешь? – мрачно буркнул охранник.

Врач промолчал. Да и вряд ли он что-то мог знать. Его дело медицинское. Да и у сержанта такой же уровень, только у него линия компетентности другая: надзор и конвоирование. Прикажут в камеру вернуть – отведет в камеру, прикажут отпустить – выведет за КПП. Единственное, на что он самостоятельное решение принять может, так это дубинкой ударить. Но сейчас даже не взялся за нее. Значит, запрещено. Значит, судьба выжившей четверки решается на самом верху…