– Брось. Тут ничего не придумаешь.

Александр вошел в кабинет, кивнул обоим, ни на кого не глядя, сел на стул.

– Я Марину забрал, в общем, хотел сказать, что хороним обеих завтра… Там же. В той могиле.

– Наши соболезнования, Александр, – промямлил Слава. – Мы потрясены.

– Да, – быстро сказал Кудинов. – Я по делу вообще-то. Хорошо, что и Сергей здесь. Прошу прекратить следствие по поводу смерти Марины. Сергей, мои финансовые обязательства в силе. Но я очень прошу – не надо искать никаких убийц! Я напишу заявление, что отказываюсь.

– Александр, – Слава не знал, как реагировать. – Давайте просто отложим этот разговор. Сейчас у вас такое время…

– У меня такое время – навсегда. Я принял решение. Не хочу, чтобы даже на бумаге, даже в зале суда, в мыслях… кто-то опять издевался над моим ребенком, убивал и превращал в кукол самых дорогих, единственно дорогих мне людей. Вячеслав Михайлович, Сергей Александрович, прошу отнестись к моему заявлению серьезно.

Кудинов встал, молча пошел к двери, худой, сутулый, поседевший за две ночи.

Друзья растерянно смотрели ему вслед, наконец Слава спросил:

– И что делать? Все прекращать? Каким образом? На основании его заявления?

– Я думаю о другом, – сказал Сергей. – О том, что на его месте поступил бы так же, наверное. А что делать… Слава, ты не можешь прекратить следствие по его заявлению. Нет ничего по убийству. Дело пока висяк. Я – точно все прекращаю, для меня желание заказчика – закон. Гения по-любому придется упечь, Вениамина однозначно ловить… Он ведь подозреваемый и в другом убийстве. Может, и к этому причастен… Придется работать.

– Чтоб так не хотелось…

– Слав, ты сдал с этим делом. Ну, оно действительно… ненормальное совсем. Даже выпить неохота.

Таня вышла из офиса, подошла к машине Сергея, сказала:

– Давай Юлю подождем. Она просила, чтобы мы ее в театр к дочери подбросили.

– Вроде поздновато для спектакля.

– Так он закончился. Просто Надя поехала сегодня на работу в своей новой машине, а Юля считает, что должна ее до дому сопроводить. Там езды десять минут. Но у Нади вроде крышу от счастья снесло.

– Что-то не впрок вам всем эти швейцарские деньги. Может, откажешься?

– Нет, – серьезно сказала Таня. – Будем плакать, как положено богатым.

Она села в машину и посмотрела на Сергея красными глазами.

– Я на самом деле плачу целый день. Валя, Мариночка… Саша. Я не знаю, как ему помочь.

– Кто ж знает. От нас со Славой он больше ничего не хочет. Просил прекратить следствие.

– И что?

– Ну, что-то остановить просто невозможно. Дело Васнецова, розыск его посредника, который Григорию продавал кукол. Он подозревается еще в двух как минимум убийствах. Матери и дочери. Мать была захоронена в могиле Марины. А на тех, кто убил Марину… У нас ничего нет. Всех ее знакомых проверили, кто мог иметь к этому отношение… Она исчезла после занятий.

– Значит, мы не выясним, кто убил Марину. Как она оказалась в наших дворах… Александр не хочет знать… Может, он прав?

– Я тоже об этом подумал сегодня. Просто в расследованиях, даже прекращенных, все иногда идет не так, как кто-то хочет. Есть своя логика… Убийцей может оказаться мастер или этот Вениамин… Кто-то еще, кто всплывет нечаянно. Ни Александр, ни даже мы не можем это остановить.

Таня всхлипнула.

– Сережа, если ты все-таки будешь искать убийцу, ну, или нечаянно найдешь, имей в виду: я твой заказчик.

– Какие все сегодня щедрые. Александр оставил в силе свои финансовые обязательства. Непонятно, что он имел в виду, правда. Неужели я деньги у него возьму за то, что ничего не сделал? В общем, успокойся. И так на душе муторно.

– Даже тебе? – удивилась Таня.

– Спасибо за комплимент. То есть большего чурбана ты в жизни не встречала, я так понял.

– Нет, конечно… Не в этом смысле.

– Ладно. Я понял. Вот и Юля. Добрый вечер. Садитесь. Поехали. Как действуем?

– Добрый. Да никак. Беру свою чучундру, смотрю на нее: если сильно клинит, машину оставляем, едем на метро. Если она немножко в разуме, поеду с ней вместе.

– Какой четкий план, – восхитился Сергей.

Они подъехали к небольшому двухэтажному дому, на первом этаже которого был музыкальный театр, а на втором – какой-то офис. Публика уже разошлась, светилось всего два окна на первом этаже. Юля пошла первой, за ней Таня и Сергей. Они пересекли небольшой холл под громкую мелодию из «Юноны и Авось».

– Я был практически младенцем, когда меня мама привела или принесла – точно не помню – на этот спектакль, – негромко сказал Сергей. – Правда, тогда это было в «Ленкоме». Неужели с тех пор никто не написал ничего нового для музыкальных спектаклей?

– Меня тоже водили маленькой, – мечтательно сказала Таня. – Потом я ходила сама и с друзьями сто пятьдесят тысяч раз, наверное. Как мне нравилось! Мне и сейчас нравится. А зачем, собственно, что-то другое, если есть уже проверенно хороший результат? Другие поколения приходят…

– Да кто бы спорил. Просто и в искусстве, как и в расследованиях, как во всем остальном, остановить появление таланта невозможно. А тут явный затык произошел, судя по всему.

– Какой ты ворчун, – улыбнулась Таня.

– Тише, – шепнула Юля с порога освещенного зрительного зала. – Посмотрим отсюда. Они нас не видят. Не, ну ты подумай, ё-мое! Она напялила платье, которое стоит, страшно сказать, сколько, оно на самый-самый выход, а она его на работу напялила!

Таня с интересом взглянула на розовое, очень короткое платье, в котором Надя вертелась под музыку перед двумя парнями и двумя женщинами. И что такого есть в этом клочке ткани, что он стоит – страшно сказать сколько? Наверное, фирма. Наверное, что-то есть, потому что Надя выглядела очень хорошо. Тане она казалась раньше девочкой невидной, а в этом платье, в сапогах на шпильках она почти звезда.

– Ты слушай, что я тебе говорю, – продолжала какую-то тему худенькая женщина в синтетическом халате, какой носят парикмахеры, – если у бабы лицо не сделано, то она может хоть что надеть, еще хуже будет. Лицо станет похоже на грязный, непропеченный блин на золотой тарелке.

– Ой, не могу, – расхохоталась вторая женщина. – Ну, ты, Симка, как скажешь…

– Не, я от тебя фигею, – остановилась Надя. – Мало что блин, так еще непропеченный и грязный. Скажи еще – крысами пожратый…

Тут залился неожиданно тонким смехом один из парней – худенький, темноглазый.

– Да, Надька, вмажь ей. Мы тут тебя за королеву держим уже десять минут, а она наотмашь, типа чмо…

– Ну, ты дурень, – сказала Сима. – Я с утра одно ей талдычу: давай накрашу. Ну, оделась как человек один раз в жизни, что ж ходить с такой нудной рожей.