Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Подай назад на три шага! А вы вперед выезжайте! Куда так далеко выперли из строя? Давай обратно!
Непривычные к таким командам, да и к военной дисциплине вообще, ратники двигались только если их командиры дублировали команды порученцев Воротынского. Своенравные опричники вообще делали вид, что команда подравняться их не касается.
Наконец воинские ряды удалось немного подравнять.
Иван Васильевич подъехал к выстроенному в одну линию войску только к полудню. К этому времени ветер разогнал тучи, дождь закончился, и стало проглядывать неяркое весеннее солнце.
Царь был верхом на черном аргамаке, в черной рясе, поверх которой была накинута толстая шерстяная епанча черного цвета, укрывавшая его от дождя. Епанча промокла, стала тяжелой и сильно давила на плечи.
В нескольких шагах за царем ехали парадным строем два десятка царских охранников – рынд. Рынды были на белых конях, в атласных белых кафтанах и обшитых белым атласом меховых шапках.
Охранники держали на правом плече небольшие секиры с позолоченным лезвиями, украшенными гравированными двуглавыми орлами. Эти секиры следовало держать прямо, лезвием назад, что делало крайне сложным управление лошадью.
Помимо представительских функций, рынды нужны были царю еще и для того, чтобы охранять казну, которую он привез с собой для раздачи воинам денежного жалования. У каждого охранника к седлу была приторочена большая кожаная сумка с серебряными монетами.
Иван Васильевич подскакал к Воротынскому, и они вместе стали объезжать выстроившиеся полки. Рынды следовали за ними чуть позади.
Земля еще не просохла после недавнего дождя и копыта лошадей разъезжались на скользкой глине. Лошадь под одним из рынд поскользнулась и упала на бок. Сидевший на ней юноша рухнул прямо в грязь, сильно перемазав лицо, белые кафтан и шапку. Мешок с казной при падении у него развязался, и серебряные монеты посыпались из него наземь. В задних рядах войска прошел с трудом сдерживаемый смешок.
При падении охранника его секира со всей силы плашмя плюхнулась в грязь и брызги полетели во все стороны. Большой кусок глины попал на епанчу самодержца и оставил на ее черном поле заметный рыжий след. Вместо торжественного выезда царя в окружении бравой охраны перед боевыми порядками вышел неловкий конфуз с грязевым купанием молодого рынды и разбрасыванием денег.
Василий Иванович обернулся, когда услышал звук падения рынды, скривил лицо, увидев комок рыжей глины на своей епанче и, не доехав немного до полка Хворостинина, повернул обратно. Развернувшись, он бросил в лицо князю Воротынскому:
– Поехали к тебе в шатер. Зови туда всех воевод на совет.
Князь поскакал впереди, указывая дорогу к своему полотняному шатру, разбитому на зеленой лужайке аршинах в двухстах от края поля, на котором проходил смотр.
По дороге Иван Михайлович махнул рукой Шереметьеву, давая этим жестом понять, что ему надо собрать всех воевод, а полки отправить в разбитый неподалеку лагерь.
Пока воеводы собирались в шатре, царь с мрачным лицом, спокойным голосом выговаривал главнокомандующему:
– Михаил Иванович, мало ратных людей в сборе! Созывай людей с окрестных крепостей. Пусть города стоят без охраны. Нам надо всех наличных воинов вывести в поле сражаться с басурманами.
Воротынский невозмутимо ему ответил:
– Люди из крепостей уже все здесь, государь. Тысяча казаков стоит на позициях под Калугой, тысяча вятских на лодках дежурят на Оке, да ожидается через месяц-другой подход трех сотен немецких рейтар. Больше никого нет.
Царь, теперь уже нервно, продолжал:
– У меня нет больше людей. Казанских татар тебе давать не стану – не ровен час перейдут на сторону крымчаков во время боя. Опричников больше тоже давать негоже – воюют они плохо.
У меня ставка в Великом Новгороде будет. Я оттуда с царским и опричным полками да татарами пойду Колывань брать. Как шведов повоюю, так пришлю тебе подкрепления.
Говорить царю, что эта подмога может быть уже и не понадобится, Воротынский не стал.
На совещание в шатер, наконец, собрались все воеводы. Иван Васильевич вручил Воротынскому роспись Разрядного приказа с распределением полков по местам обороны. Михаил Иванович стал читать полученный приказ вслух.
Воротынскому с Большим полком надлежало стоять на самом опасном направлении – под Серпуховом, Полку правой руки было определено место в Тарусе, Полку левой руки – на реке Лопасне, Передовому полку в Калуге. Сторожевой полк оставался в резерве и стоять ему надлежало в Кашире.
Русское войско оказывалось, таким образом, растянутым на более чем полтораста верст, но иного способа противостоять мобильным отрядам кочевников не было. Численно татаро-ногайско-турецкая орда, по данным разведки, превышала русское войско в шесть раз.
В случае успешного обхода татарами оборонительного рубежа на Оке, перспективы военной кампании на южном направлении были крайне мрачными. Под ударом подвижных отрядов кочевников опять оказывалась столица.
Закончив чтение росписи мест расстановки ратей, Воротынский спросил у Ивана Васильевича:
– А что с пушками? Хворостинин доложил, что у него готова подвижная деревянная крепость, из которой можно будет по татарам палить из полевых орудий и пищалей. Нам бы это была большая подмога.
– Деревянная крепость? Ах, да – гуляй-город! – сморщенное от недовольства увиденным на плацу лицо царя несколько разгладилось. – Через месяц пришлю тебе в Серпухов два десятка 10-фунтовых полевых пушек, с соответствующим нарядом. Командовать нарядом будет князь Коркодинов.
– Маловато будет, Иван Васильевич, – стал возражать Воротынский. – Нам окромя, как пушками и пищалями столь многочисленного врага бить нечем будет. Дай нам хоть сто пушек.
– Пушек больше, говоришь? – царь взял в правую руку свою жидкую рыжую бороду и стал ее неторопливо гладить сверху вниз. – Ста нет. Дам восемьдесят.
Царь оседлал своего любимого конька:
– А еще пришлю вам одну полевую «сороку». Это такое новое передвижное оружие мои мастера сделали по европейскому образцу. На одной деревянной раме крепится шесть рядов пищалей по пять штук в каждом. К затравочным отверстиям стволов подходит общий металлический жёлоб с запальным порохом. Подожжешь порох с одного конца, огонь по жёлобу начнет бежать к пищалям, и батарея выстрелит тридцать раз подряд. Трещит при этом, как развеселая сорока на дереве.
Когда царь рассказал воеводам про все военно-технические новшества, внедренные по его инициативе, у него немного поднялось настроение. Позабыв о недавнем конфузе с упавшим во время смотра рындой, он доброжелательно попрощался с воеводами и уехал со всей своей охраной обратно в Москву.
По дороге Иван Васильевич вспомнил вид разношерстного, совсем не бравого по внешнему виду ополчения, эпизод с падением неуклюжего рынды, свою запачканную грязью епанчу и понял, что недавно принял верное решении – вывезти семью, двор, митрополита, казну, наиболее ценные иконы и Либерию в Великий Новгород.