— Да уж, — хмыкнул Макс. — Но какого черта она ему отвечает? Она что — тоже извращенка?

— Видимо, у нее тоже есть свой интерес, — пожал плечами Плетнев. — Может быть, этот тип пообещал ей отвалить при встрече кругленькую сумму. А для начала «зондирует почву». Типа — как ты отнесешься к моим маленьким странностям? Вот она ему и показывает, что ко всем «странностям» относится лояльно. А он все упрямится. Александр Борисыч, ты все три письма прочел?

— Нет еще. Два.

— Ну так читай скорей третье. Там много интересного.

…

«Дорогой Аграрий!

То, что ты описал в письме, нисколько не испугало меня. Немного удивило — это да. Нечасто встретишь мужчин с такой богатой фантазией, как у тебя. А твои письма похожи на маленькие романы. Да-да, я не шучу. Я перечитываю каждое твое письмо по несколько раз.

Кстати, кое-какие из твоих фантазий меня здорово возбудили — говорю тебе это на полном серьезе. Например, фантазия с плеткой и иглой. Вспоминаю, и аж мурашки по телу начинают бежать, а в внизу у меня… ну, ты сам понимаешь;)

И фильмы Пазолини я тоже люблю. Но твой любимый — про Содом, не смотрела. Думаю, мы посмотрим его вместе. Тем более что ты не пропускаешь ни одного показа.

Это хорошо, что ты надумал-таки встретиться. Прогулки и рестораны нам с тобой ни к чему, это ты правильно написал. Я тоже не люблю тянуть да ходить «вокруг да около».

Как ты пишешь: познакомились, поговорили и тут же к делу. Вот это по мне! J

Так что, давай звони, не тяни.

Буду ужасно рада звонку.

Твоя Матильда».

Александр Борисович дочитал третье письмо до конца, снял очки и сунул их в карман пиджака.

— Ну как? — поинтересовался Плетнев.

— Забавно, — ответил Турецкий, хотя по голосу бывшего «важняка» не было заметно, чтобы чтение писем хоть как-то позабавило его.

Лицо Турецкого словно окаменело.

— Как тебе «фантазия с плеткой и иглой»? — снова спросил Плетнев.

— Мне нравится, но сам практиковать не собираюсь, — неудачно съязвил Александр Борисович, и лицо его сделалось еще пасмурнее.

Макс и Антон Плетнев переглянулись.

— Ну я, пожалуй, пойду к себе, — сказал Макс и неуклюже выбрался из-за стола. — Если понадоблюсь — зовите.

Когда дверь за Максом закрылась, Плетнев неловко кашлянул в кулак и глухо произнес:

— Твоя жена подала на развод. Бумаги она отправила тебе по почте.

— Спасибо за информацию. Нинке она не звонила, не знаешь?

— Не знаю, — также глухо ответил Плетнев.

Турецкий помолчал, потом спросил:

— Ты ее видел или по телефону с ней говорил?

— Видел. Отводил к ней сына.

— Ясно, — сказал Александр Борисович, нахмурил брови и вздохнул: — Ну ладно… Давай вернемся к нашему делу. Что там Шилова — не объявлялась?

— Да, я как раз хотел тебе об этом сказать, — выпалил Плетнев как-то странно просветлев лицом. — Она хочет поговорить с Мариной Соловьевой здесь, у нас — в «Глории». И если мы сумеем это организовать, Шилова удвоит сумму гонорара.

— Приятно слышать, — усмехнулся Александр Борисович, доставая из пачки сигарету. Он кивнул на экран монитора. — Что думаешь об этом?

— Да я, собственно, все свои мысли уже изложил. Думаю, это один из потенциальных клиентов Марины Соловьевой. На первый взгляд, какой-нибудь закомплексованный паренек с необузданной фантазией. Но Марина вступила с ним в переписку, значит, дело тут сложней, чем кажется на первый взгляд.

— Паренек, — усмехнулся Турецкий. — Это, Антон, не простой паренек. Простые пареньки про иглы и плетки не фантазируют. И судя по письму Марины, это лишь одна из фантазий, которыми он с ней поделился.

Александр Борисович протянул руку и открыл окно. В кабинет ворвались звуки улицы.

— Я тоже подумал о чем-то подобном, — задумчиво произнес Плетнев.

— Подобьем итоги, — сказал Турецкий. — Марина Соловьева вступила в переписку с извращенцем. Возможно, хотела вытряхнуть из него побольше денег. А может быть, руководствовалась другими целями.

— Какими, например? — поинтересовался Плетнев.

Александр Борисович пожал плечами:

— Поди знай.

— А по-моему, Марина Соловьева… или как там ее зовут на самом деле… заурядная аферистка. Вернее — незаурядная, но все равно аферистка. Либо она хотела выкачать из этого Агрария денег через постель, либо…

Турецкий с любопытством посмотрел на Плетнева.

— Либо что?

— Либо она хотела его шантажировать, — сказал Плетнев. Допустим, она подыгрывает ему в постели, провоцирует его на грубость. Аграрий входит в раж, наносит Марине побои. Она снимает это на видеокамеру. Потом фиксирует побои у врача. И все — дело сделано! Можно доить парня сколько душе угодно. А если он еще и женат, то это вообще «золотое дно».

Александр Борисович смотрел на коллегу с сомнением.

— Что, разве плохая версия? — спросил, пожимая плечами, Плетнев.

— Версия хорошая, но как-то плохо вяжется с образом Марины Соловьевой.

Плетнев усмехнулся.

— А ты какой образ имеешь в виду? У нее ведь их множество. Помните, как лихо она обвела меня вокруг пальца? А ведь я, в некотором роде, профессионал. Что уж говорить про этого извращенца.

— Если все так, как ты говоришь, то жизнь девушки в опасности, — мрачно дымя сигаретой, произнес Александр Борисович.

Плетнев покачал головой.

— Не думаю. Если она будет вести себя разумно, то ничего страшного не случится. Мужику всегда легче откупиться, чем… — Плетнев замолчал, увидев, как побледнело лицо Турецкого.

— Дай-то Бог, Антон, дай-то Бог, — тихо проговорил Александр Борисович.

Плетнев искоса поглядывал на коллегу и недоумевал. Турецкий вел себя более чем странно. Он явно что-то утаивал или, как минимум, не договаривал. К тому же Антона поражало отношение Александра Борисовича к делу Соловьевой. Слишком уж близко к сердцу он его принимал, слишком уж лично к нему относился. Тогда как для самого Плетнева это был «бизнесе и ничего лишнего». Если бы Шилова не заплатила за поиски Марины, он бы, ясное дело, пальцем о палец не ударил.

Странный человек этот Турецкий. У него жена подала на развод, а он озабочен судьбой какой-то проститутки. Пусть даже она не совсем проститутка. Да черт ее знает, кто она вообще такая! Плетнев понял, что опять зол на Турецкого.

Он натянуто усмехнулся и спросил:

— Ну? Что будем делать?

— Искать, — коротко ответил Александр Борисович.