– Иван Платонович, а что вы можете рассказать про хозяев этого большого красивого дома? Всегда они здесь жили или как? Или их участок из двух нарезали?

– Я тут всю жизнь живу, все знаю, а чего не вспомню, так у меня в книгах записано.

– Может, дадите мне книгу эту посмотреть? – попросил Сергей Алексеевич, испугавшись, что дедок пустится в воспоминания.

– С большим удовольствием, – охотно отозвался тот, – если чего непонятно, вы спрашивайте.

Сергей Алексеевич внимательно вчитывался в домовые записи. Его интересовало, кто соседствовал с якушевским братом, то есть Сергею Алексеевичу нужен был владелец дома, который давно продан, а участок объединен с еще одним и превращен в городскую усадебку. Что, если Якушев пистолет сбросил, да не туда, куда надо? Все-таки человек бежал сломя голову, от милиции скрывался, кинул сверток в кусты – да не в те… разве не могло такого быть? Или бросил-то он как раз на братов участок, а поднял сверток кое-кто другой, кто видел якушевский маневр. Могло такое быть? Почему же нет?

– Так кто тут раньше жил, в этом доме? Какие люди? Эта книга новая, тут о прежних хозяевах ничего нет.

– Так-то я их хорошо помню, а по фамилиям нет, – отозвался старичок, – но если надо, посмотрю, у меня же они все переписаны были.

Дед пошел искать нужный журнал учета, нашел, стряхнул с него пыль и стал листать.

– Да вот же они, говорю же, что хорошо их помню! – обрадованно воскликнул он, – Мамаша у них была нехорошая женщина, с бородавкой на морде, собак не любила и вообще… А вот дочка у нее была добрая, звали ее Светлана Михайлова, замуж она вышла за Набибуллина Мусу, он у них главным по дому значился. В 2005 году Набибуллин из дому выбыл. Остались мать с ребенком, то ли дочка у нее была, то ли пацан, не помню. Потом продали они свой домик и переехали отсюда. А было это в 2008 году, в сентябре месяце.

– А где теперь этот Набибуллин, не знаете?

– Нет. Мне это ни к чему, – строго заметил мужичок, – я ведь для чего помечал, кто в доме главный и все такое. Чтобы порядок не нарушался, очередность между соседями – кому снег расчищать, кому саженцы высаживать. На субботники опять же…

– Ясно, – встрял Сергей Алексеевич. – А что за человек был тот Набибуллин, не помните?

– Давно это было, – отозвался уличком, – помню, что мужик был очень вредный, нелюдимый, оттого, видно, и семья у него не задалась.

Сергей Алексеевич поблагодарил уличкома и вышел на улицу. Что ж, Сергей Якушев вполне мог случайно забросить свой пистолет на территорию участка бирюка Набибуллина, который ни с кем не дружил, неизвестно, что имел на уме и, кстати сказать, неизвестно куда потом сгинул, бросив жену и ребенка. Надо было набираться терпения и ждать, пока Коля Карелин раскопает, где пистолет лейтенанта Колбешкина всплыл снова.

* * *

Сережа метался по коридору, не замечая, что одна ярко-голубая больничная бахила прорвалась и волочится за ним следом. Заведующий реанимационным отделением был, как всегда, занят. Может, он и принял бы его, если бы видел Сережины метания перед кабинетом, но кабинет Петра Валерьяновича был полон, сунуться туда было можно, но шансов оказаться замеченным практически не было. Скупая информация, которую ему удалось выудить у дежурного врача, сводилась к тому, что его отец пришел в сознание, но состояние его по-прежнему тяжелое. Пустить к нему Сережу он отказался категорически.

– Молодой человек, я хорошо знаю, кто такой ваш отец, и не надо мне намекать на его особое положение, – отчитывал его дежурный врач, – поверьте, мы так же сильно, как и вы, хотим, чтобы ваш отец выкарабкался. Но характер ранения таков, что сейчас малейшее напряжение может очень дорого ему стоить. Тем более что разговаривать с вами он все равно не сможет. Вам объяснить ситуацию подробно или вы плохо знакомы с медицинской терминологией?

– Плохо знаком, – согласился Сережа, – но обычным языком вы можете мне сказать, почему я не могу его видеть?

– Я еще раз повторяю, что в данный момент малейшее напряжение сил может быть для него губительным, – терпеливо продолжал доктор, – я не могу утверждать, что его состояние не внушает опасений, то, что он пришел в себя, еще не значит, что он уже на пути к выздоровлению. В данный момент ему необходим полный покой. Как только появится положительная динамика, мы позволим вам взглянуть на него одним глазком, но не раньше.

Собственно, чего он ждал от разговора с заведующим отделением, ему и самому было неясно. К отцу его не пустят, а давать утешительный прогноз врачи не торопятся, осторожно намекая на то, что боятся грозных осложнений. Если в ближайшие двое-трое суток их удастся избежать, прогноз улучшится.

– Почему ты трубку не берешь, я уже не знаю, что думать! – воскликнула Наташа, которая вообще непонятно откуда здесь взялась.

– Я выключил звук у телефона, извини, – ответил Сережа. – Что ты здесь делаешь?

– А ты думаешь, я могу спокойно сидеть дома, наслаждаться жизнью, не зная, что с твоим отцом и куда пропал ты сам? – нахмурилась она. – Очень это на меня похоже, да?

– Наташ, но здесь тебе делать совершенно нечего, – зашептал Сережа, который почувствовал какое-то шевеление внутри кабинета заведующего отделением, которое могло означать, что он сейчас освободится. А пропустить этот момент было нельзя.

Наташа обиженно отстранилась, глаза ее заволокло слезами.

– Просто я очень волнуюсь, – проговорила она.

– Наташенька, прости, я не хотел тебя обидеть, – исправился Сережа, – но они все равно ничего не говорят, кроме того, что у отца высокая температура, он пришел в сознание, но говорить ни с кем не может.

– Им же, наверное, нужно дать какие-то деньги… – предположила девушка.

– Не говори глупостей, – оборвал ее парень, – а то они не знают, кто такой мой отец, и если они его вытащат, он сам их всех озолотит.

– Но надежда-то есть? Хоть это они сказали?

– Сказали, что есть, если не будет какого-то осложнения.

– Слава богу, – выдохнула Наташа и умолкла.

В это время дверь в кабинет заведующего отделением распахнулась, из него вышло сразу несколько человек, кто в белых халатах, кто в цивильной одежде. Петр Валерьянович, высокий статный мужчина с бородкой клинышком, вышел проводить своих посетителей и тут заметил Сережу.

– Давно меня ждете? – спросил он. – Разве вам ничего не сказали? Ну, проходите.

Наташа простояла перед запертой дверью ровно семь минут, показавшиеся ей вечностью. Потом из кабинета вышел Сережа, глаза его были на мокром месте.

– Что случилось? Что он тебе сказал? – бросилась к нему девушка.

– Да ничего такого особенного, просто нервы, – объяснил Сережа. Наташина нервозность передалась ему, и он, еще полчаса назад хранивший завидное спокойствие, вдруг разнюнился.

– Что такое смерть, начинаешь понимать только тогда, когда она подходит к кому-то из твоих близких, – неожиданно сказал он, – пока смерть не коснется тебя лично, ты ее не уважаешь. А ведь она страшная…