В глазах Зои искрилось веселье.

– Ирина разбирается в финансовых вопросах лучше, чем большинство мужчин, – заметила она насмешливо. – У меня иногда возникает вопрос, действительно ли Феодор Дукас управляет казной или это все-таки делаешь ты – незаметно, конечно.

Ирина улыбнулась. На ее землистых щеках вспыхнул слабый румянец. Анна вдруг подумала, что в замечании Зои есть большая доля правды, и тот факт, что она это заметила, отнюдь не расстроил Ирину.

Примечательно, что Елена не сказала ни слова.

Анна заметила, что Зоя с легкой улыбкой наблюдает за дочерью.

– Мы утомили тебя разговорами о религии и политике? – спросила она у Елены. – Может, попросим Деметриоса рассказать нам что-нибудь о его варяжских гвардейцах? Колоритные мужчины из варварских стран. Из земель, где летом солнце светит по ночам, а всю зиму царит мрак.

– Пара человек действительно прибыли из этих мест, – согласился Деметриос. – Другие же из Киева, или из Болгарии, или из дунайских и рейнских княжеств.

Зоя пожала плечами и повернулась к Анне:

– Вот видишь?

Анна почувствовала, что краснеет. Она потеряла нить разговора.

– Я задумался, – солгала она, – поняв, сколько еще мне предстоит узнать о политике.

– Ну, если ты все это изучишь, полагаю, тогда ты сможешь добиться чего-то в жизни, – желчно заметила Елена.

Зоя не стала сдерживать смех, но, когда обратилась к дочери, в ее голосе слышался треск льда.

– Твой язык острее ума, дорогая, – сказала она. – Анастасий же знает, как скрыть свой ум за маской смирения. Тебе бы тоже следовало этому научиться. Не всегда разумно выглядеть умной, – Зоя прищурилась, – даже если бы это действительно было так.

Ирина улыбнулась и отвела взгляд, и в тот же миг ясные пронзительные глаза Зои с любопытством и интересом уставились на нее.

Елена снова заговорила, глядя на Деметриоса.

Наверное, Антонин действительно любил ее, раз сумел разглядеть в ней нежность. Анна не представляла, что между ними могло быть общего. Возможно, теперь Елена страдает от одиночества, не позволяя увидеть это никому – и менее всего своей матери. А также умной уродливой женщине, несущей на своем лице печать боли.

Анна посмотрела через комнату на Елену, стоявшую рядом с Деметриосом. Дочь Зои улыбалась, мужчина же выглядел смущенным.

– Он становится похож на своего отца, – заметила Зоя, бросив косой взгляд на Ирину, и снова посмотрела на Деметриоса. – Ты в последнее время получала вести от Григория? – спросила она.

– Да, – коротко ответила Ирина.

Анна заметила, как она напряглась.

Зою, казалось, позабавил этот ответ.

– Он все еще в Александрии? Я не вижу причин до сих пор там оставаться. А может, Григорий верит, что нас снова завоюют латиняте? По-моему, религия никогда его особо не интересовала.

– В самом деле? – Ирина приподняла брови и окинула собеседницу ледяным взглядом. – Тогда ты знаешь его не так хорошо, как тебе кажется.

Щеки Зои вспыхнули.

– Возможно, – произнесла она. – Мы несколько раз поговорили с ним по душам, но я не припомню, чтобы Григорий хоть раз затронул эту тему, – улыбнулась она.

– Вряд ли обстоятельства ваших бесед способствовали обсуждению духовных вопросов, – сказала Ирина. Она повернулась, чтобы снова посмотреть на Деметриоса. – Да, он действительно похож на отца, – произнесла она. – Жаль, что у тебя нет сына… от которого-нибудь… из любовников.

Лицо Зои застыло, словно она получила пощечину.

– Я бы не советовала Деметриосу слишком увлекаться Еленой, – сказала она вкрадчиво, еле слышным шепотом. – Это может иметь… печальные последствия.

У Ирины кровь отлила от лица, и оно стало серым. Она уставилась на Зою, потом перевела холодный взгляд на Анну.

– Было приятно с тобой познакомиться, Анастасий, но я не стану пользоваться твоими услугами. Я не накладываю зелья на лицо в отчаянной попытке удержать молодость. К счастью, у меня превосходное здоровье и совесть чиста. А если что-то не так, у меня есть свой лекарь, у которого я могу спросить совета. Христианин. Я слышала, что иногда ты используешь еврейские снадобья. Я же предпочитаю этого не делать. Уверена, ты поймешь меня, особенно в такие странные, сложные времена.

Не ожидая ответа, Ирина коротко кивнула Зое и ушла. Деметриос последовал за ней.

Елена посмотрела на мать. Казалось, она хотела затеять ссору, но потом передумала.

– Тебе не удалось расширить клиентуру. Скажи спасибо моей матери, – произнесла она, обращаясь к Анне. – Не знаю, на что ты надеялся. – Елена легкомысленно улыбнулась. – Придется тебе поискать пациентов где-нибудь в другом месте.

Анна не могла ответить Елене так, как ей хотелось, поэтому лишь извинилась и ушла.

Вечером она снова и снова пыталась понять, что могло связывать этих женщин, Зою и Ирину, ведь они были такими разными. Анна не могла поверить, что все дело в вере. Возможно, их объединяла ненависть к Риму.

На следующее утро, в воскресенье, Анна в одиночестве пошла в Софийский собор, чтобы присутствовать на службе. Она хотела побыть там, где ни Симонис, ни Лев не могли ее видеть. Возможно, величие храма и сила молитвы утешат ее, напомнят ей о самом важном.

На ступеньках в тени купола Анна чуть не столкнулась с Зоей. Невозможно было избежать встречи с ней, не показавшись при этом невежливой. К тому же такое поведение выглядело бы глупо.

– Ах, Анастасий, – любезно приветствовала ее Зоя. – Как дела? Приношу извинения за поведение Елены. Она женщина с изменчивым настроением. Возможно, ты мог бы ей помочь? Твое лечение пошло бы ей на пользу. – Она поравнялась с Анной и пошла рядом с ней к одной из девяти дверей храма. – Да и тем, кто ее окружает, тоже, – добавила Зоя.

Как только они вошли в здание, Анна как будто перестала для нее существовать. Зоя погрузилась в свои мысли – они окутывали ее так же плотно, как темные складки одеяния. Она шагнула к гробнице дожа Энрико Дандоло. Ее лицо исказилось от ненависти, глаза сузились, губы искривились в презрительной усмешке. Тело Зои задрожало, и она плюнула на проклятое имя. Потом, гордо вскинув подбородок, двинулась дальше.

Не глядя по сторонам, она приблизилась к одной из наружных арок, нашла икону Богородицы и, склонив голову, замерла перед ней.

Стоявшая немного левее Анна видела ее лицо. Глаза Зои были закрыты, губы слегка приоткрылись, словно она вдыхала саму сущность этого святого места. Анна поняла, что Зоя истово молится, снова и снова повторяя одни и те же слова.

Анна посмотрела на Деву Марию, держащую на руках ребенка. Ее лицо светилось спокойствием и радостью, и этот свет был ярче, чем от искусных золотых мозаик. В этом лице было что-то, присущее только человеку, какая-то особая сила духа, свидетельницей которой она стала.