Убедив офицеров на совещании, Живицель отправил их в подразделения для подготовки перехода к немцам.

Уже в 19.30 на КП подполковника Живицеля прибыл представитель немецкого командования, офицер СС.

Не помогла и то, что утверждение подполковника Живицеля в отношении перехвата шифровок оказалось ложным. Когда же в 20.50 начался заградогонь артиллерии 1-й польской армии, Живицель обратился к командованию АЛ с просьбой, чтобы капитан Кароль, державший связь с 1-й ПА, потребовал по радио прекращения огня.

На замечание: «Господин подполковник, ведь немцы знают код, пусть им пользуются», — тот ответа не нашел.

Не помог и заградогонь польской армии, довольно сильный и меткий. Под влиянием утверждений подполковника Живицеля о неприступности созданных будто бы немцами линий офицеры АК, настроенные на капитуляцию, заявляли, что потребуется 2–3 часа такого огня, чтобы пробить ворота для эвакуации. Уже во время артобстрела группы солдат стали собираться для перехода в плен на улице Красинского, у дома № 16.

Вахновский и Живицель добились своего — капитуляции.

Прибыл туда и полковник Вахновский. Первым делом он уединился с Живицелем и что-то бурно с ним обсуждал. О чем они говорили, неизвестно, но вскоре Живицель заявил офицерам АК и АЛ, что Вахновский привез приказ Бура о капитуляции.

На вопрос поручника Зенона, каким образом Вахновский попал на КП, Живицель сначала ответил: «Он приехал», а на второй вопрос, каким образом Вахновский мог приехать, если все дороги отрезаны, Живицель ответил: «Он пробрался каналами».

Это не могло соответствовать действительности, ибо все выходы из каналов находились в руках немцев. Отсюда совершенно ясно — полковник Вахновский подослан немцами.

Командование АК предложило разбить батальоны на мелкие группы, которые в отдельных зданиях должны драться до последнего патрона. Что будет дальше с солдатами, оставшимися без боеприпасов, подполковник не стал уточнять.

АЛ выдвинула свой план: ввиду того, что имеется договоренность с польским войском, следует передвинуть основные силы повстанцев ближе к Висле, обороняться на новом рубеже до последнего, а если оборона станет безнадежной — эвакуироваться вместе с населением на правый берег.

Повстанцам было известно, что по договоренности с командованием 1-й армии Войска Польского утром 30 сентября они должны были пробиться к берегу Вислы, куда Первая армия обязывалась подать лодки в достаточном количестве для эвакуации. Действия повстанцев 1-я армия Войска Польского прикрывала заградительным артогнем, отсечным огнем и бомбардировками немецких позиций с воздуха. Однако ввиду того, что хорошая видимость могла помешать переправе, было решено перенести эту операцию на вечер того же дня. Теперь у аковцев было время до вечера, чтобы попытаться осуществить свой план.

АЛ решила не сдаваться

Несмотря на заверения подполковника Живицеля о неприступности созданной немцами заградительной полосы, командир АЛ майор Шанявский решил собрать свою группу и идти на соединение с польской армией, пробиваясь через эту «систему заграждений».

В ночь с 30 сентября на 1 октября через Вислу удалось переправиться семи офицерам АЛ и АК. Они прорвались через линию фронта на восточный берег реки в районе железнодорожных мастерских предместья польской столицы Праги.

В пути на восток группа не встретили никаких танков, никаких препятствий, кроме одного станкового и одного ручного пулемета, которые были выведены из строя огнем группы.

Только польский офицер-связист с радистом, находившиеся при штабе подполковника Живицеля с 27 сентября были изолированы и впоследствии бесследно исчезли.

30 сентября Жолибож как опорный пункт перестал существовать.

Руководству АК были известны все возможности, созданные 1-й армией Войска Польского для эвакуации повстанцев и населения на восточный берег Вислы.

Повинуясь приказу своего центра и Вахновскому, представителю Бура, командование АК участка Жолибож предпочло капитуляцию, нежели выход на соединение с частями 1-й Польской Армии.

Командование АК участка Жолибож, опасаясь соединения повстанцев с частями 1-й польской армии, еще до 30 сентября саботировало все мероприятия групп АЛ, направленные на подготовку соединения с регулярными частями Войска Польского.

В это же время АК выдвинула лозунг: «Немец разбит, остался более сильный враг — большевики». А бюллетени генерала Бура продолжали утверждать, совершенно не считаясь с действительностью, что эффективно помогает повстанцам только англо-американская авиация, расценивая действия польской и советской авиации как слабые и не имеющие особого значения.

Велась активная пропаганда и против польских войск. Офицеров запугивали тем, что Берлинг якобы будет их расстреливать или же пошлет в концлагерь.

Только время уже изменилось и все ставило на свои места. В умах личного состава восставших произошла значительная эволюция. Тем более что доказательства были под рукой: повстанцы воевали русским оружием и боеприпасами, питались советской тушенкой и концентратами, русскую водку закусывали русскими же ржаными сухарями и салом, а связь между собой поддерживали с помощью советских полевых телефонов и соединявших их советского телефонного кабеля, которого сбросили в Варшаву несколько десятков километров. Доставили туда же и телефонный коммутатор полевого типа.

Несмотря на явно слабый размер и малую эффективность англо-американской помощи, руководство АК всячески восхваляло действия авиации союзников, преднамеренно уменьшая размеры и эффективность советской помощи.

Капитан Шкот, офицер АК, принимающий английские грузы, заявил, что из числа сброшенных англичанами повстанцам попало очень мало. Почти весь груз достался немцам. За выражение этого мнения и за хорошее отношение с АЛ капитан Шкот был снят с должности.

Солдатам и офицерам АК стало уже совершенно ясно, что восстание генерала Бура имело исключительно политический, демонстративный характер. Как выразился один из польских офицеров, поручник Зигмунд, «это не было военное восстание. Офицеры и солдаты, без различия политической принадлежности, явно выражали свое недовольство руководством генерала Бура. Некоторые офицеры АК рассуждали так: если нельзя его убрать по политическим соображения, пусть бы он сам ушел в отставку. Легче тогда было бы договориться и с Берлингом, и с русскими».

Многие офицеры АК действовали более решительно, переходя от слов к делу. Поняв смысл политической игры АК, они стали обращаться к представителям АЛ, желая вступить в ее ряды. Но руководство АЛ колебалось с принятием