Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мой взгляд переместился с лица Александра на его шею. Мне показалось, что цвет ее немного неоднороден – справа шея была чуть краснее, чем слева. Я осторожно подняла голову мужчины и осмотрела его затылок. Там, где заканчивались волосы, я заметила маленькую красную точку, чем-то напоминавшую содранную родинку. Или укус змеи. Не гадюки – та оставляет две точки, а какой-то другой, с одним зубом. Может, Александра укусила змея и он умер от этого? Но каким образом ядовитое пресмыкающееся ужалило высокого человека в шею? Я сомневалась, что Александр сам выбрал подобное место для отдыха. Скорее всего, он потерял сознание и упал здесь. Тогда получается, что змея ужалила его после того, как мужчина лишился сознания…
Больше никаких отметин ни на руках, ни на ногах тела я не обнаружила. Положила голову мертвого Александра на траву и встала с колен. Перчатки снимать не стала – подожду, вдруг найду еще какие улики…
Я побрела в глубь дикой чащи. Дорожка совсем скрылась посреди бурьяна и лесных сорняков, поэтому приходилось самой прокладывать тропинку. Я пожалела, что у меня на ногах кроссовки, а не высокие сапоги. Если в лесу водятся ядовитые змеи, я рискую наткнуться на какую-нибудь гадину, а укус змеи – вещь, конечно, не смертельная, но весьма неприятная. К счастью, в окрестностях Тарасова, насколько позволяли судить мои познания в герпетологии, нет таких змей, укус которых приводит к мгновенной смерти. Однако в большинстве случаев люди страдают от неправильно оказанной первой помощи. Главное, не переборщить со жгутом – если затянуть его слишком туго и оставить надолго, конечность может начать отмирать, и тогда придется принимать радикальные хирургические меры…
Я прогнала от себя тревожные мысли о змеях и продолжила свой путь, стараясь производить побольше шума своим движением. Эти пресмыкающиеся боятся людей, поэтому если услышат мое приближение, уползут от греха подальше. Надеюсь, в лесу не наткнусь на хищников покрупнее, вроде кабанов, ведь тогда у меня будут большие проблемы…
Внезапно я увидела, что трава впереди примята – как будто кто-то незадолго до моего появления проходил по этому лесу. Воодушевленная своим открытием, я ускорила шаг. Стало быть, я на верном пути – возможно, мне удалось напасть на след таинственного убийцы Александра и похитителя Марико-сан…
Дорогу мне преградила раскидистая ветвь дерева, аккурат на уровне моей головы. Я нагнулась и пролезла под ней, попутно уворачиваясь от колючек чертополоха. Внезапно мое внимание привлек крохотный лоскуток ткани, весь в крови. Клочок был оторван неровно – скорее всего, человек, которого вели или тащили, случайно задел колючую ветку, таким образом оторвав кусок ткани от одежды. Значит, человека тащили, раз порвали одежду. Я осторожно взяла лоскуток в руки. Он был нежно-голубого цвета – там, где не было следов запекшейся крови – и, по всей видимости, являлся частью рубашки Марико-сан. Выходит, японка была здесь, и, возможно, скоро я наткнусь на ее следы…
Я положила кусочек ткани в целлофановый пакетик, который взяла специально для сбора улик, положила его в карман. Отдам полиции, пускай проверяют отпечатки пальцев, если таковые там имеются… Дорожка продолжалась, и вела она в самую глубь леса. Да, здесь немудрено заблудиться – если б я не обладала столь хорошей памятью, наверняка бы с трудом отыскала дорогу к лагерю…
К моей радости, вскоре лес стал редеть. Вполне возможно, скоро я набреду на какую-нибудь полянку – вроде той, что служила местом свиданий Александра и Марико. Да, странную турбазу выбрала для своего фестиваля Жанна. Я бы на ее месте побоялась тащить толпу людей в место, вокруг которого растет столь густой лес. Не ровен час, забредет сюда чей-нибудь ребенок, долго его будут искать родители…
Я оказалась права – по мере моего продвижения вперед деревья встречались не столь раскидистые, просветы между ними становились все пространнее и обширнее. Я не забывала смотреть под ноги, чтоб не споткнуться о сучок и не запутаться в бурьяне травы. Внезапно я увидела прямо перед собой клочок бумаги. Нагнувшись, я подняла новую находку. Интересно, опять иероглифы? Жаль, если так, без сэнсэя или Маргариты мне их точно не разобрать…
Однако записка оказалась на русском языке. Печатными ровными буквами на ней было написано следующее:
Как и следовало ожидать, без подписи. Скорее всего, это очередные стихи какого-нибудь японского поэта, вот только что они означают? Увы, я не особо разбираюсь в поэзии – ни в русской, ни в зарубежной. Но, насколько могу судить, поэты в Японии не говорят о вещах прямо, а используют язык символов. Помнится, Маргарита, а может Ален, рассказывали мне, что у японцев цветы сакуры символизируют быстрое увядание, ведь японская вишня цветет всего-навсего один день. В послании людей сравнивают с цветами сакуры. «Пусть мы опадаем»… Наверно, и в этом стихотворении говорится о смерти, ровно как и в предыдущих записках, адресованных сэнсэю…
Я сложила в пакет новую находку и уверенным шагом устремилась вперед. Нужно спешить – возможно, так я смогу предотвратить новую трагедию…
Я снова нагнулась под очередной веткой, зашла за ствол толстого, наверно, очень старого дерева, раздвинула траву. Прямо передо мной, словно чертик из табакерки, посреди леса открылась маленькая полянка, вся в белых и голубых мелких цветочках. Полянка выглядела как мираж посреди бескрайней пустыни – она казалась настолько нереальной и фантастической, что сперва я приняла ее за обман зрения. Однако, вглядевшись в заросли цветов, поняла, что это совсем не иллюзия и не мираж. Хотя бы потому, что посреди своеобразного естественного цветника, этакой природной альпийской горки, словно спящая царевна, ожидающая своего принца, лежала Марико-сан.
Окруженная голубыми и белыми цветами, девушка казалась лесной нимфой, которая прилегла отдохнуть посреди живописной поросли ярко-зеленой травы. Ее лицо было спокойным и, как всегда, прекрасным. Картину портила только рана у шеи, вокруг которой багровела уже запекшаяся кровь. Неужели я ошиблась? Неужели опять опоздала?..
Я подбежала к Марико и опустилась перед ней на колени. Стараясь не трогать рану, я проверила пульс, поднесла ко рту девушки зеркало. К счастью, японка была жива – зеркальце запотело. Я принялась бить девушку по щекам.
– Марико-сан! Марико-сан, очнитесь!
Наконец она начала подавать слабые признаки жизни – я увидела, как подрагивают длинные ресницы на сомкнутых веках, дыхание японки стало учащенным. Она с трудом оторвала руку от земли и поднесла ее ко лбу. А потом открыла глаза и посмотрела на меня.
– Доу симаситака? – спросила девушка слабым голосом. Значения фразы я не знала, поэтому спросила Марико:
– Do you speak English?
Японка на минуту задумалась, точно не понимая, на каком языке я говорю, а потом слабо кивнула:
– Yes…
Я обрадовалась, ведь английский я знаю, как родной, и даже ломаное произношение Марико смогу понять. Дальнейший наш разговор продолжался именно на этом языке. Японка отвечала односложно, простыми предложениями, но я теперь хотя бы понимала ее.