– Что произошло? – спросила я девушку. – Кто тебя ранил, ты видела?

Глаза Марико расширились от ужаса, и она проговорила едва различимым шепотом:

– Идзанами… женщина-призрак, она убила Александра и хотела убить меня…

– Можешь рассказать, как это произошло? Ты что-нибудь помнишь? Как она убила Александра?

Марико прикрыла глаза, словно не хотела вспоминать, я снова похлопала ее по щекам, опасаясь, что та потеряет сознание. Девушка посмотрела на меня, потом промолвила:

– Дыхание Идзанами… Ее поцелуй… она поцеловала его. И он умер…

– Это она ранила тебя? – я кивнула на рану. Девушка снова прикрыла глаза и прошептала:

– Я не помню… все как в тумане… как во сне… Я чувствую, что силы покидают меня… она пришла за мной…

Я принялась снова бить ее по щекам, чтобы та не вздумала терять сознание. Марико вновь открыла глаза и посмотрела на меня уже осмысленно.

– Нам нужно вернуться в лагерь! – заявила я. – Там тебе окажут первую помощь и промоют рану, чтобы не было заражений. Ты можешь идти?

Марико отрицательно покачала головой. Я задумалась.

Достала мобильник – точно, Маргарита. Поднесла трубку к уху и заговорила:

– Маргарита, я нашла Марико-сан. Полиция уже приехала? Что? Сэнсэй?..

После долгой паузы я нажала на кнопку отбоя и положила телефон в карман. Посмотрела на Марико. Японка с тревогой воззрилась на меня, куда осмысленнее, чем раньше. С ее губ сорвался один-единственный вопрос:

– Что?..

Я опустила голову. Потом взглянула на раненую девушку и тихо произнесла:

– Марико-сан, вам нельзя волноваться. Но лучше, если вы будете готовы… Узнаете от меня, до прихода в лагерь… Мне звонила Рита-сан… Она сказала, что…

Марико с тревогой смотрела на меня. Видимо, догадывалась уже, что вести ее ждут нерадостные. В ее взгляде читалось отчаяние и какая-то обреченность.

– Сэнсэй совершил самоубийство. – Три слова звучали как приговор смертной казни заключенному, все еще надеявшемуся на помилование. – Увы, его больше нет… Рита-сан только что сообщила мне… Он повесился на дереве возле берега реки… Наверно, та угроза, которую мы нашли на теле Александра, была последней каплей. Бедный сэнсэй не выдержал всех этих убийств и угроз, подумал, что если он добровольно уйдет из жизни, трагедии прекратятся… Бедный, несчастный сэнсэй…

– Бедный, несчастный сэнсэй… – как эхо, повторила за мной Марико-сан. В ее прекрасных черных глазах задрожали предательские слезинки. Девушка закрыла глаза.

– Нам нужно идти… – тихо проговорила я. – Нужно проститься с сэнсэем… Вернемся в город… Марико-сан, попробуйте встать! Обопритесь о мою руку…

Девушка слабо подняла тонкую кисть руки, дрожащими пальцами схватила меня за запястье. Я осторожно приподняла ее и, аккуратно поддерживая другой рукой за талию, помогла встать. Марико была миниатюрной и хрупкой, однако тащить ее через весь лес даже для меня было непросто. Кое-как мы сделали несколько шагов по направлению к протоптанной тропке. Девушка шла неуверенно и шаталась, словно пьяная, временами вскрикивая от боли и постоянно повторяя фразу «бедный, несчастный сэнсэй». Мы еле-еле доплелись до зарослей, остановились. Я встала впереди, чтобы Марико шла за мной, опираясь по-прежнему на мое плечо. Тропинка позволяла идти только поодиночке, поэтому нам пришлось сильно попотеть, прежде чем мы кое-как двинулись дальше.

Дорога к лагерю оказалась куда тяжелее и дольше, нежели путь к поляне. Мы с трудом передвигались – Марико с болью давался каждый шаг, мне приходилось одновременно тащить ее и прокладывать путь. Наверно, целый час мы шли до той поляны, неподалеку от которой лежало тело несчастного Александра. К нашему появлению трупа на месте уже не было – наверно, его забрала полиция.

Быстро темнело, и я попросила Марико собрать все имевшиеся у нее силы, чтобы дойти до лагеря до темноты. Японка старалась как могла, но она была слишком слаба и напугана, поэтому я слышала позади себя судорожные, отчаянные всхлипывания. Несколько раз она повторила слово «любимый» – как раз когда мы проходили ту самую поляну, где объяснялся ей в своих чувствах Александр.

– Мы скоро придем, потерпи немного! – уговаривала я девушку. – В лагере тебе промоют рану, ты поправишься… Главное – добраться до места, где находился «Японский квартал»…

Деревья впереди были тоньше и росли реже, и я поняла, что скоро мы выйдем на лесную тропу, ведущую к площадкам фестиваля. Я сказала Марико, что мы уже совсем близко и осталось чуть-чуть потерпеть. Девушка еще крепче вцепилась в мою руку и всем весом своего тела повисла на мне.

От такого передвижения даже я устала, но заставила себя идти быстрее. Единственной моей целью сейчас было добраться, доползти, доплестись до лагеря. Там люди, «Скорая помощь», полиция…

Уже на выходе из леса я заметила впереди стройную фигурку Маргариты. Сначала мне показалось, что я ошиблась и выдаю желаемое за действительное. Я громко позвала девушку по имени, та заспешила на звук моего голоса.

– Женя! – радостно воскликнула Маргарита. – Вы живы! И… Марико-сан? Что с ней? Она ранена?

– Да, надо обработать и промыть рану, – кивнула я. – Полиция давно приехала?

– Почти сразу, как вы ушли, – ответила та. – Они нашли тело Александра и погрузили его в машину… Это ужасно… Ведь мы с ним вместе учились…

– Я все рассказала Марико-сан про сэнсэя, – я опустила голову. – Его уже забрали?

– Нет… – покачала головой Маргарита. – Он… он у реки… Там дерево, и…

Я сказала Марико по-английски, что Маргарита видела тело сэнсэя. Японка горестно склонила голову – настолько, насколько позволяла ее рана, – и прошептала:

– Я… я хочу проститься с сэнсэем… бедный, несчастный…

– Пойдемте к реке, – сказала я Маргарите. – Марико-сан хочет проститься с учителем… Нам надо попасть к берегу…

Маргарита понимающе кивнула, и мы втроем направились к берегу. Теперь вести Марико было легче, ведь мне помогала Маргарита. Поэтому до реки мы добрались куда быстрее, нежели до этого передвигались по лесу.

Вечерние сумерки окрасили закатным маревом небо, обагрили легкой печалью заводь реки. На помрачневший берег набегали редкие мелкие волны, слегка колыхались заросли камыша на ветру. Дерево, о котором я говорила японке, уныло склонилось над водой, спрятав свой ствол в зарослях прибрежной осоки. Его тонкие ветви, кое-где проглядывавшие сквозь пышную листву, обнимали широкими объятьями вечернее небо.

– Он там, – я кивнула на дерево. – Плохо видно, давайте подойдем ближе…

Мы двинулись по направлению к песчаной отмели. Ноги застревали в песке, Марико, совсем обессилевшую от раны и от страха, едва не пришлось тащить волоком. Маргарита поддерживала ее за одну руку, я – за другую. Японка временами что-то говорила по-японски, наверно, твердила одну-единственную фразу: «Несчастный сэнсэй».