– Я возвращаюсь, – сказал он. – Здесь я не останусь; каждую минуту каждого дня меня будет окружать сплошной позор. Уезжаю. Домой.

Пять дней спустя он сломал все свои кии и сжег их. Последним в огонь пошел контракт с Гленном Миллером. Затем Лимааль Манделья взял жену, сыновей, чемоданы, весь багаж, столько денег, сколько мог вытерпеть его взгляд, и на эти черные деньги купил четыре билета на ближайший поезд до Дороги Запустения.

На станции Брам-Чайковский носильщики хватались за его фалды. «Понести ваши чемоданы, м-р Манделья, сэр, понести ваши чемоданы? Сэр, м-р Манделья, понести ваши чемоданы?» Он погрузил багаж в поезд. Когда тот выехал из-под исполинского мозаичного купола станции Брам-Чайковский, гунда-шушера, голь перекатная и босяки, нищие даже для скамейки в третьем классе, перебрались с сигнальных мостиков на крышу вагона. Перегнувшись через край, они стучали в окна купе и кричали: «Ради Божьей любви, м-р Манделья, впустите нас, добрый сэр, дорогой сэр, пожалуйста, впустите нас, м-р Манделья, ради Божьей любви, впустите нас!»

Лимааль Манделья опустил ставни, вызвал охрану, и после первой же остановки в Соборных Дубах его никто больше не беспокоил.

Тубус со свернутыми бумагами свисал с плеча Микала Марголиса, не доставая до шпал двадцати пяти сантиметров. Микал Марголис свисал с днища снабженного кондиционером вагона первого класса поезда «Вифлеем-Арес Ж/Д» двенадцатой модели. Снабженный кондиционером вагон первого класса поезда «Вифлеем-Арес Ж/Д» двенадцатой модели свисал с днища Новы-Колумбии, а Нова-Колумбия свисала с днища мира, который мчался вокруг солнца, делая два миллиона километров в час и таща за собой Нову-Колумбию, железную дорогу, вагон, Микала Марголиса и тубус с бумагами.

Узел Исивара остался за полмира отсюда. Руки Микала Марголиса налились сталью и теперь могли пронести его по всему пути мира вокруг солнца, держась за днища вагонов. Ни руки, ни узел Исивара больше не причиняли Микалу Марголису боли. Он стал подозревать, что обладает избирательной памятью. Свисая с днищ вагонов, он получил вагон времени для размышлений и самоанализа. За первую такую поездку с узла Исивара он измыслил план, тащивший его по сияющим рельсам через узлы, переходы, стрелки, башмаки и полуночные сортировочные к городу Кэршо. Влечение тьмы к тьме непреоборимо. Свернутые бумаги на плече не оставляли Микалу Марголису иного предназначения.

Он сменил позу на наименее неудобную и попытался представить город Кэршо. Воображение заполнил огромный черный куб с пещеристыми торговыми галереями: изысканные изделия тысяч мастерских притягивают глаз и кошелек; уровень над уровнем дворцов культуры, потакающих любым капризам от игры в го в уединенных чайных домиках до концертов величайших симфоркестров мира и подвалов, полных глицерина и мягкой резины. Там будут музеи и лектории, кварталы богемных художников, тысяча ресторанчиков, предлагающих тысячи кухонь мира, и крытые парки, разбитые столь искусно, что кажется, будто идешь под открытым небом.

Он уже видел лязгающие литейни, что конструировали горделивые локомотивы компании «Вифлеем-Арес Ж/Д», и Центральное Депо, что отправляло их по рельсам всей северной половине мира, и подземные химзаводы, что стремили кипящие отходы в озеро Сюсс, и фабрики-фермы, что снимали пенки штаммов искусственных бактерий с фекальных чанов и перерабатывали их в блюда тысячи кухонь тысячи ресторанов. Он думал о дождеуловителях и гениальных экономических системах регенерации и очистки воды, он думал о вентиляционных шахтах, над которыми крутятся спирали вечных ураганов, выдувая грязное дыхание двух миллионов Акционеров в атмосферу. Он воображал растущие на внешней обшивке пентхаусы менеджерских каст с видами на Сюсс и его загаженные берега, и чем больше высота, тем панорамнее вид, – и о квартирах в тихих районах семейного обитания с окнами на световые колодцы с их яркостью и свежестью. Он думал о детях, счастливых и тщательно отдраенных, в школах Компании, на веселых уроках индустриального феодализма, которые для них совсем не трудны, размышлял он, ведь каждую секунду каждого дня они окружены апогеем его развития. Висевший под отделением первого класса Нова-Колумбийского Ночного Микал Марголис окинул сердечным оком труды Корпорации «Вифлеем– Арес» и закричал:

– Ну, Кэршо, держись!

Тут первые кислотные пары Сюсса сжали ему горло и ослепили глаза слезами.

Есть уровень ниже уровня машинной каторги, на котором в столицу Корпорации «Вифлеем-Арес» ступил Джонни Сталин. Это уровень для тех, кто въезжает в Центральное Депо, болтаясь под днищем отделения первого класса Нова-Колумбийского Ночного. Уровень непронумерованных. Уровень невидимости. Не практической невидимости, которая позволит Микалу Марголису выскользнуть из Центрального Депо незамеченным, растворившись в массах Акционеров Компании, но невидимости индивида перед корпоративным обществом.

Прокравшись вверх по мраморной лестнице и через медные двери в десять человеческих ростов, Микал Марголис оказался в похожем на пещеру зале посреди сияющего мрамора и полированной тишины. Перед ним высилась очень большая и уродливая статуя Крылатой Победы с надписью «Laborare est Orare». Через пару километров мраморных равнин стоял мраморный стол, над которым имелась табличка: «СОБЕСЕДОВАНИЯ, ПРИЕМ ПО ЗАПИСИ И ПРОСЬБЫ ОБ АУДИЕНЦИИ». Обтерханные по поездам туфли Микала Марголиса пошло громыхали по сакральному мрамору. Толстяк в бумажном костюме Компании посмотрел на него сверху, с мраморного парапета.

– Да? – Я хотел бы записаться на прием.

– Да? – Я хотел бы встретиться с кем-то, кто занимается промышленным развитием.

– Это в Службу Регионального Развития.

– Речь пойдет о стали.

– Службы Регионального Развития, сектор железа и стали.

– В области Дороги Запустения… Великая Пустыня – знаете?

– Одну секунду. – Толстый регистратор потыкал в компьютер. – Служба Проектов и Развития Северо-Западного Четвертьшария, секция железа и стали, Службы Регионального Развития, Комната 156302, встаньте в очередь «А» для предварительного ходатайства о записи на прием у младшего секретаря отдела третичного планирования. – Он передал Микалу Марголису номерок. – Ваш номер – 33 256. Очередь «А» за этими дверями.

– Но это важно! – Микал Марголис помахал тубусом с бумагами под носом регистратора. – Я не могу ждать, пока 33 255 человек пройдут передо мной, чтобы записаться на… на прием к какому-то младшему секретарю.

– Предварительное ходатайство о предварительном ходатайстве о записи на прием у младшего секретаря отдела третичного планирования. Ну, если это срочно, сэр, вам нужно встать в очередь «Б» для ходатайства по Программе Приоритетного Допуска. – Он оторвал свежий номерок. – Вот. Номер 2304. Пройдите в дверь «Б».

Микал Марголис изорвал оба номерка в клочки и подбросил в воздух.

– Назначьте мне время, сейчас же, самое позднее – на завтра.

– Это более чем невозможно. Первое доступное время – следующий сенктябрь, шестнадцатое, если быть точным, у менеджера по работе с водой и канализацией, в 13:30. Систему по кривой не объехать, сэр, и это к лучшему для всех нас. Вот вам новый номер. Дайте мне свой, чтобы я знал, кто желает записаться на прием, и вставайте в очередь «Б».