«Сейчас же прекрати, — сказала Труда. — Иди нормально! На что это похоже!»

И Бен — правда, не на слова, но на рывок руки матери — правильно отреагировал, послушался и сразу перешел на привычную тяжелую походку.

Перед дверью пастората Труда еще раз предусмотрительно пригладила ему волосы и, окинув испытующим взглядом лицо сына, нашла, что он действительно красивый юноша. Крупный и сильный для своего возраста, но с тонкими чертами лица. Темные кудрявые волосы, густые, но тем не менее послушные, легко расчесывались на пробор. И ни один человек с первого взгляда ни за что бы не определил, что роскошные волосы прикрывали голову, забитую всякой чепухой.

В виде исключения подбородок Бена был сухим, но Труда по старой привычке быстро вытерла его и так же машинально провела ладонью вдоль темной юбки. Затем они вошли.

В приемной пастората было сумеречно, вдоль двух стен были расставлены по четыре стула, шесть из них уже заняли матери с детьми, приглашенными на прием к пастору. Для них как раз оставались свободными два стула. Труда проигнорировала вспыхнувшие негодованием взгляды матерей, любопытные и боязливые — детей и демонстративно смолкнувшую при их появлении беседу. Громким «псст» Бен ясно дал всем понять, что знает, как здесь подобает себя вести. Труда, потянув его за руку, заставила сесть на один из свободных стульев, села рядом, чтобы сын не вскакивал, взяла его за руку и приготовилась к ожиданию.

В течение следующего получаса то в одну, то в другую дверь исчезали дождавшиеся своей очереди посетители. Как только они выходили, тотчас же появлялся старый пастор или молодой референт общины и приглашал пройти следующую мать.

Труда попала к референту общины, который, скептически посмотрев на Бена, принялся рассматривать приглашение и наконец позвал на помощь пожилого пастора. Тот сразу же подошел, одарил Бена мягким и благосклонным взглядом, погладил по аккуратно разделенным на пробор волосам и осведомился: «Итак, ты тоже хотел бы принимать участие в празднике?»

Бен приложил палец к губам и несколько громче, чем в приемной, прошептал: «Псст». И тем, собственно говоря, дело было решено.

Священник был не против того, чтобы пригласить Бена к престолу Господа, но только не в Белое воскресенье и не вместе с Альбертом Крессманном и другими детьми. Он сел рядом с Трудой, взял ее за руку и приблизительно тем же тоном, как и Эрих Йенсен, предложил ей отправить Бена в приют, принялся объяснять, что для мальчика будет лучше, если в одно из следующих воскресений его отдельно от других детей пригласят к престолу Господа. Он убеждал Труду, что в одиночку Бен вынесет из торжественного события много больше. И оно не будет для него излишне волнующим.

— Нет! — решительно возразила Труда. — Либо в Белое воскресенье, либо никогда. Мы уже втолковали ему, как нужно себя вести. От «псст» я его отучу. Вероятно, было ошибкой показывать ему это. Но мы справимся. У него и так мало радости. Что у него есть в жизни? Хоть раз он должен постоять вместе с другими детьми в ряду. А если одному ему нельзя, я встану рядом. Только это не обязательно. Позвольте ему хоть раз прорепетировать с другими, и вы убедитесь, что он справится. Он прекрасно повторяет все, что ему показывают. Я уже научила его держать горящую свечу. И он может стоять спокойно. Когда он знает, что получит кусок торта, то слушается с первого слова.

— Однако речь идет не о куске торта. — Пастор был возмущен до глубины души. — Куда мы придем, если земными удовольствиями будем добиваться у детей того, чтобы они спокойно стояли перед престолом Господа? Где тогда понимание истинного смысла происходящего?

— Уж не думаете ли вы, — спросила Труда, — что другие дети полностью понимают смысл происходящего? Для них речь идет только о новых велосипедах или других вещах, о которых они давно мечтали.

На эту реплику Труда не получила никакого ответа.

Час спустя она сидела в пекарне кафе. В то время как Сибилла Фассбендер вознаграждала лишившегося праздника Бена сливочным мороженым, Труда в глубине сердца оплакивала свою беду. Кофе, поставленный Сибиллой для нее на стол, так и остался нетронутым.

Бен пристально посмотрел на мать, почувствовал неуверенность и начал дрыгать ногами. С возрастающим чувством тревоги он уже не глядел на Сибиллу, наконец слез со стула и подошел к Труде. Мальчик положил руку матери на плечо тем жестом, который неоднократно видел у Якоба, и сочувственно осведомился:

— Больно?

— Да, — ответила Труда. — Невыносимо больно. Но у тебя будет Белое воскресенье, обязательно. Даже если мне придется дойти до самого Папы.

Сибилла Фассбендер положила руку на другое плечо Труды:

— В этом нет никакого смысла, Труда. Ты только изнервничаешься и ничего не добьешься. Мы сделаем по-другому. Устроим ему праздник здесь. Только сделаем его не белым, а пестрым. Увидишь, пестрое воскресенье доставит ему гораздо больше радости. И мы пригласим всех, кто любит нашего Бена. Прекрасный получится праздник. Уж я позабочусь об этом.

Вечером Труда, несмотря на все предупреждения, все же написала едкое письмо, решив начать с епископа. До Папы она так и не дошла, так как епископ целиком и полностью был на стороне пастора.

* * *

Несмотря на отказ главы церковного округа, все складывалось так, будто Бена ожидает прекрасный день. Сибилла Фассбендер сдержала свое обещание. В Белое воскресенье 1982 года кафе Рюттгерс оставалось закрытым. Только сразу после полудня покупателям выдали предварительно заказанные пироги и торты. И в половине третьего, когда дети перед первым в жизни причастием второпях поглощали превосходный праздничный десерт, стараясь своевременно прибыть к благодарственному молебну, в кафе наступил полный покой.

Сестры Рюттгерс и Сибилла приложили все мыслимые старания. Помещение для приема гостей декорировали бумажными гирляндами, лампионами, воздушными змеями и шарами. Сдвинутые вместе столики составили один длинный праздничный стол. На нем расставили свечи, пестрые бумажные тарелки, бокалы для детей и фарфоровую посуду для взрослых. Кремовые, со взбитыми сливками и фруктовые торты расположили в середине стола, чтобы каждому было удобно самого себя обслужить.

Появились все приглашенные на торжество в честь Бена: Пауль и Антония Лесслер с четырьмя детьми, их племянница Марлена и маленькая Таня Шлёссер, Отто и Хильда Петцхольд, Рената Клой с Дитером и двухлетним Хайко. Бруно не смог прийти, ему помешали какие-то дела, требующие безотлагательного выполнения, какие точно, Рената не знала. Зато присутствовали Тони и Илла фон Бург с обоими сыновьями, так как опасность, что сюда заглянет Тея Крессманн, была полностью исключена. Рихард и Тея в это время праздновали Белое воскресенье Альберта.

Анита категорически отказалась принимать участие в празднике, выдвинув причиной подготовку к экзамену на аттестат зрелости, которая должна была занять все воскресенье. Бэрбель, напротив, охотно согласилась праздновать со всеми, узнав, что сыновей фон Бургов убедили в исключительной важности подобного мероприятия.