Он просто не верил своим глазам. Горчев слегка подтолкнул его в бок, и он вышел, несколько пошатываясь, – бедный звериный король Лир, измученный многолетними скитаниями, – вышел в закат разбитой своей жизни.

Он недоверчиво посмотрел на пустыню, сощурил, словно кот, свои большие глаза и, грустно опустив голову, осторожно ступил на песок. Постоял, обернулся на Горчева и чуть живее пошел дальше, не поднимая головы, словно стыдился самого себя из непонятных соображений.

Решение было принято. Наш герой быстро вернулся к фургону, распахнул дверь.

– Ну, Гафироне, ваш час пробил!

Что за час пробил?

Участникам авантюры довелось это скоро узнать. Они возвратились к вечеру.

– Едем! – скомандовал Приватный Алекс. – Рыбед в кабину! Гафироне, вы поедете с Портнифом.

Гафироне послушно вылез из клетки и пошел. Остальные попрыгали в фургон.

Горбатый Рыбед направился было в кабину, но кто-то схватил его и резко отправил в фургон. Дверь захлопнулась, ее заложили снаружи здоровенным железным брусом, дабы хищники не разбежались. Тут же затарахтел мотор.

– Эй, да вы что? Алло! – заорали в фургоне и принялись колотить в стенки.

Бесполезно!

Портниф и Гафироне еще не успели проехать и полпути, как их настиг огромный грузовой фургон Гагенбека: из кабины показалась рука, вооруженная гаечным ключом, опустилась на голову Портнифа, и он свалился без чувств. Фургон остановился.

– Так! А теперь, как договорились, садитесь рядом со мной и – вперед!

Бандиты ритмично били кулаками в стенку. Горчев посвистывал, а Гафироне скрючился возле него наподобие беркута Германа Вендринера, правда, с более жалким видом. Впереди уже виднелся «альфа-ромео». Темный, мрачный вечер.

Радиатор специального фургона Гагенбека прямо клокотал, массивные шины тяжело перемалывали песок. Грузовик затормозил и остановился.

Руководители экспедиции уже устали ждать.

– Пойди и взгляни, куда там девался Гафироне, – приказал Маэстро Альду.

Бандит вышел и пропал. Минуты тянулись. Маэстро и Лингетрем потеряли терпение.

– Куда, к черту, он провалился?

– Теперь, когда мы у цели, парни совсем развинтились.

– Обидно, – раздался голос в темноте. – И впрямь некстати. – Тут Маэстро получил такой удар, что согнулся чуть не пополам. – Лингетрем, ни с места, иначе стреляю. Я – Горчев.

– Что?! Что вам здесь надо?

– Немедленно отправляемся в ближайшее офицерское казино.

Пять беспощадных пальцев сжали горло Лингстрема. Четырнадцати каратовое авто снова досталось Горчеву.

– Месье, благодарю вас, – Гафироне совершенно обессилел от пережитых злоключений.

– Вы отвезете бандитов в первый же оазис. Там вам нечего бояться, вас защитят. К тому же дверь фургона закрыта снаружи наглухо – ни один тигр не выскочит.

Слышите?

В ночи раздавался глухой грохот.

– Итак?

– Мы немного отдохнем, а потом вы поведете фургон.

– И…

– И получите вознаграждение.

Какое-то время они сидели спокойно. Взошла луна. И вдруг в серебристом сиянии им представилось причудливое видение: положив передние лапы на подножку кабины, стоял грустный лев и обнюхивал дверцу.

– Господин Вендринер!

Гафироне в ужасе запрыгнул в кабину, а лев поплелся к пораженному Горчеву.

Бедняга! У него дрожали лапы, он тяжело дышал и умоляюще смотрел на своего друга. Тот погладил проплешины на его когда-то роскошной гривастой голове.

– Вернулись, господин Вендринер? Не беда… Пойдемте, старина.

И поскольку Гафироне ни за какие посулы нельзя было выманить из кабины, Горчев сам пошел в сторону оазиса, чтобы лично и устно информировать владельца «альфа-ромео» о случившемся.

Господин Вендринер больше не отходил от него.

Ранним утром в оазисе Абудир разразилась сенсация. Там стоял грузовой фургон, откуда слышалось непрерывное «бум-бум». Возле фургона трясся Гафироне.

Оказывается, Горчев жив. Жив! Аннет не могла говорить, она комкала носовой платок, бледная и дрожащая. Лабу лежал с закрытыми глазами. Должно быть, он молился в душе.

– Как вас зовут? – спросил генерал у Гафироне.

– Вендрин… то есть, Бер… Я автогонщик, месье. Нервы его окончательно сдали, и он разрыдался. И поскольку Аннет тоже плакала, он бросился ей на шею, но сейчас на это никто не обращал внимания. Лабу лежал с закрытыми глазами, и трудно было сказать, что он думал или ощущал.

Трогательная сцена показалась генералу слишком продолжительной. Он хотел узнать еще что-нибудь кроме радостного известия о Горчеве.

– Не соблаговолите ли, месье автогонщик, рассказать нам все.

– Я ничего… не знаю… Горчев написал… вот… письмо…

– Ну наконец-то! Давайте его сюда! И генерал прочел:

«Мой генерал! Почтительно докладываю, что нахожусь в бегах из высших военных интересов и сейчас, вдали от своей роты, веду „альфа-ромсо“ к „Туфле Пророка“.

Не забуду передать его величеству императору Баба Паладала ваш поцелуй.

В Оране, в форте св. Терезы, никто, разумеется, не узнает причины моего отсутствия, смею заверить, господин генерал.

Обоих главных виновников я передам принцу, хотя с другими мошенниками, если будет на то ваша милость, прошу поступить наоборот, то есть выпустить их на свободу из „прилагаемого фургона“ за проявленную ко мне доброту, а также и потому, что без их помощи „альфа-ромео“ давно был бы в лапах португальской конкуренции.

В надежде, что благодаря вашему доброму вмешательству мое отсутствие в форте св. Терезы не приведет к слишком строгому наказанию, заключаю сии строки с чрезвычайным уважением.

Иван Горчев, рядовой номер 27».

Теперь генералу все стало ясно. По крайней мере, он так думал. Из Марселя его заверили по телефону, что там одновременно находилось два рекрута с фамилией Горчев. Номер 27 отбыл в Оран, в форт св. Терезы, а оттуда пришло известие, что Иван Горчев уже две недели как дезертировал.

– Теперь я все понимаю! – воскликнул просветленный генерал. – Немедленно пишу военному министру.

– Я тоже напишу, – воскликнул почти выздоровевший Лабу. – В конце концов, речь идет о моем зяте!

Аннет освободилась из объятий рыдающего автогонщика и продолжала плакать на отцовском плече.

Гафироне попытался кинуться на шею Андре, но камердинер весьма холодно уклонился.