Долгие годы советские люди и не мечтали даже поехать за границу. До войны лишь немногие одиночки выезжали туда в служебные командировки, на международные конгрессы и пр. О том, что существует туризм, советские граждане, должно быть, просто не подозревали. После войны, когда «окно в Европу» было тщательно замазано, и в голову не приходило думать о зарубежных поездках. Более того, даже те, кого посылали в служебные командировки, отправлялся туда с величайшей неохотой, ибо хорошо понимали, что по возвращении они могут быть обвинены Бог знает в чем, — о том свидетельствовали известные судебные процессы 30-х годов.

Во второй половине 50-х годов ситуация изменилась довольно радикально. Сначала в СССР появились иностранные туристы в относительно большом количестве, а затем и советских граждан начали «пускать» за границу. Многие работали в странах народной демократии — им разрешали брать с собой семьи. Затем в социалистические страны начали выезжать туристские группы, потом появились туристские группы для поездок в капиталистические страны. Такие поездки были связаны с какими-то мероприятиями международного плана, например, с советскими выставками за рубежом, со спортивными соревнованиями и т. п.

В 1961 г. открылась выставка достижений СССР в Англии. То была пора потепления в советско-английских отношениях. Было решено отправить в Англию значительное число советских туристов. Так случилось, что однажды мне позвонили из Союза обществ дружбы и предложили включиться в одну из туристских групп для поездки в Англию. Я не очень-то верил, что из поездки что-нибудь получится. Дело в том, что однажды я был включен в состав советской делегации историков на англо-советскую конференцию, но вычеркнут какой-то инстанцией. Председатель Национального комитета советских историков Александр Андреевич Губер, с которым я долгое время работал в Секторе Всемирной истории и вообще был дружен, сказал мне доверительно и несколько смущенно: «Видите ли, Саша, когда идет речь о людях вашей категории, то дело это сложное» (словом «категория» он деликатно заменил слово «национальность»), В другой раз Институт ходатайствовал о моей командировке в Румынию, и опять я был где-то вычеркнут. Поэтому я без особой надежды на поездку заполнил анкеты и уехал в Таллин работать в архиве. К моему удивлению, недели через две я получил письмо, в котором мне сообщали, что я должен в начале июля быть в Москве в связи с предстоящей поездкой в Англию.

...В нашей группе было пятеро мужчин и восемнадцать женщин! Большинство женщин были преподавательницами английского языка и врачами. С нами ехали также жена и дочь бывшего председателя КГБ И. А. Серова (в 1961 г. он был заместителем начальника Генерального штаба). Серов принял активное участие в том, чтобы мы своевременно получили паспорта. В последний момент выяснилось, что самолет, на котором мы должны были лететь, не может взять всех из-за нехватки мест. Было предложено, чтобы 5 человек из нашей группы полетели другим рейсом на рассвете в 4 часа утра. Специальный самолет почти пустой летел в Лондон, чтобы забрать оттуда гастролировавшую в Англии труппу балета Большого театра. Серовы и я, и еще две дамы согласились лететь этим рейсом. По моей просьбе Серов прислал свою служебную машину ко мне домой, а затем я заехал за нашими дамами и таким образом проблема поездки в аэропорт, расположенный в 35 милях от Москвы, была решена. Своих женщин Серов привез в Шереметьево сам.

Когда мы выходили на взлетную полосу, чтобы погрузиться в ТУ-104, вместе с нами вышел молодой человек лет 30-35 в сером твидовом пиджаке с портфелем в руках. Он дружески поздоровался с Серовым. В самолете Варвара Ивановна Серова познакомила нас, представив молодого человека как журналиста. Он как-то невнятно назвал свою фамилию, я уловил только окончание — ...овский. Кроме нас, в самолете было двое или трое англичан. У одного из них в лацкане пиджака торчал значок Московского кинофестиваля. Когда мы прилетели в Лондон, он этот значок почему-то снял и спрятал в карман. Другому англичанину, пожилому и рыхлому человеку, было во время полета плохо, и он, беспомощно улыбаясь, то и дело спешил в хвост самолета. Журналист рассказывал дамам о том, что можно купить в Лондоне, например, качели для дачи, еще что-то, затем он вынул бумажник, извлек оттуда пачку английских купюр и продемонстрировал их дамам...

Прошло несколько лет, и однажды, открыв газету, я прочитал сообщение прокуратуры о суде над Пеньковским, обвинявшимся в измене. Внизу была его фотография. Его лицо показалось мне знакомым. Я начал читать обвинительное заключение и натолкнулся на фразу: «...18 июля 1961 г. Пеньковский прилетел в Лондон...» Боже мой, так ведь и я в этот день прилетел в Лондон! И тут я вспомнил «журналиста» и невнятно произнесенную фамилию «...овский». Ну, конечно же, это был Пеньковский!

Три часа мы провели в лондонском аэропорту в ожидании нашей группы. Я бродил по этому огромному зданию и с большим интересом наблюдал за человеческим муравейником в этом огромном международном аэровокзале. Ведь первый раз в жизни я разом увидел столько людей со всего света. Время пролетело для меня совершенно незаметно...

В Лондоне мы провели шесть дней, побывав всюду, где могли. «Сверх программы» я отправился как-то на рассвете на Ковент-гарденский оптовый рынок. Больше всего поразили меня цветы из Франции — каждый цветок был упакован в отдельной картонной коробке. В свободное время я предпочитал бродить по улицам этого прекрасного города. Вечером мне удалось однажды сбегать в кино, посмотреть «Сладкую жизнь». Нет смысла писать здесь о достопримечательностях Лондона, которые входят в обязательную программу для туристов, — об этом и так хорошо известно. Для меня все было интересным, но, прежде всего, сами лондонцы. Я увидел приветливых, чисто, но непретенциозно одетых людей в начищенных до блеска башмаках. Они охотно отвечали на вопросы (как пройти туда-то и туда-то), были деликатны и обходительны, их не интересовали наши дела, и вряд ли они стали бы рассказывать о своих. В них не было и тени чопорности или надменности, о которых нам столько твердили на протяжении нашей жизни. Конечно, после войны многое изменилось. Я был доволен тем, что увидел Лондон и англичан почти такими, какими я себе их представлял. Я чувствовал себя в этом огромном городе легко и свободно. Лондон мне показался истинным городом «для жизни».

...Я условился встретиться с профессором Эндрю Ротштейном в своей гостинице «Стивен Корт». Он пришел довольно точно. Мы поговорили о положении Англии во время войны, и я был поражен тем, как глубоко сидит в нем конформизм и догматизм, а ведь он