из которой были выброшены многочисленные примеры фальсификации истории, процветавшей в годы неограниченного правления Сталина. Любопытно отметить, что так как началом непосредственного вмешательства Сталина в дела общественных наук было решено считать письмо Сталина в журнал «Пролетарская революция» (1931), оказывалось, что идеологическая подготовка репрессий началась, уже даже по официальному признанию, за три года до убийства Кирова, за четыре года до ареста Зиновьева и Каменева и за шесть лет до показательных процессов в Москве.

На самом же деле фальсификация истории в СССР началась с того самого момента, когда в советской исторической науке утвердилась одна-единственная точка зрения на исторический процесс. Там, где существует одна точка зрения, признаваемая единственно правильной, там фальсификация неизбежна, она сопровождает исторические исследования независимо от того, каким эпохам или каким событиям эти исследования посвящены.

Только спустя год, в декабре 1963 года, после колебаний и борьбы материалы Всесоюзного совещания историков были сданы в производство, а сама книга увидела свет в значительной степени благодаря настойчивости редакторов издательства «Наука» В. И. Зуева и А. И. Юхта. Эта книга, опубликованная тиражом в 5 тысяч экземпляров (довольно незначительным по масштабам советских изданий и по ее значимости), была мгновенно раскуплена и уже давным-давно стала библиографической редкостью.

* * *

В эти годы возвратились в Институт истории его старейшие сотрудники — франковед и историк социалистической мысли Виктор Моисеевич Далин и историк СССР Сергей Митрофанович Дубровский. Они были арестованы в годы террора 30-х годов, провели в лагерях около 20 лет, чудом уцелели. Но сколько историков не вернулось!

Но были и печальные события.

8 марта 1963 года умер Абрам Моисеевич Деборин. В последние годы жизни положение его несколько улучшилось. Но об этом следует рассказать более подробно.

В 1956 году после XX съезда КПСС Деборин подал заявление в ЦК КПСС с просьбой пересмотреть постановление ЦК от 1931 года о так называемом «меныпевиствующем идеализме». Политбюро поручило разобраться в этом деле А. И. Микояну.

Я прекрасно помню все эти дни волнений перед тем, как Абрам Моисеевич должен был поехать на встречу с Микояном в Кремль. Он очень волновался — ведь речь шла о всей его жизни ученого. Деборин жил в доме Академии наук по Ленинскому проспекту, д. 13. Ехать в Кремль нужно было минуя Октябрьскую площадь и затем по улице Димитрова. Когда машина проезжала площадь, она внезапно испортилась. До назначенного времени оставалось буквально 7-8 минут, но тут на помощь пришла милиция, и Абрам Моисеевич попал на свидание к Микояну вовремя.

Вернулся он чрезвычайно возбужденный, но довольный. Он рассказал, что Микоян принял его по-дружески и все расспрашивал, что такое «меныпевиствующий идеализм». «Я, — смеялся Деборин, — сказал Анастасу Ивановичу, что вог уже 25 лет стараюсь понять, что это такое, да так и не понял». Микоян качал головой, смеялся и обещал, что поддержит просьбу Деборина о снятии с него этого нелепого обвинения. Деборин был окрылен. Но дело повернулось далеко не так, как того ожидали. Когда Микоян предложил отменить постановление ЦК о «меныпевиствующем идеализме», резко против выступил в то время еще влиятельный партийный идеолог, занимавший посты секретаря ЦК КПСС и одновременно директора Института марксизма-ленинизма П. Н. Поспелов. На заседании секретариата ЦК Поспелов воспротивился политической реабилитации Деборина, отмене решения ЦК от 1931 года, утверждая, что это повело бы к размыванию идеологического фундамента партии. При этом Поспелов опирался на довольно влиятельную когорту сталинских обществоведов, поднявшихся на разгроме Деборина и его «школки». Среди них были Павел Юдин и Марк Митин, оба академики, оба члены ЦК КПСС, пользовавшиеся репутацией партийных интеллектуалов. К тому же оба они в разное время имели касательство к изданию главного теоретического органа международного коммунистического движения, издаваемого сначала в Белграде, а затем в Праге («Проблемы мира и социализма»). Юдин был послом СССР в Белграде и в Пекине. После своего возвращения из Пекина Юдин устроил у себя на даче в академическом городке Мозжинка (70 км от Москвы) своеобразный китайский музей, где на видном месте был выставлен портрет Мао... Юдин умер несколько лет тому назад. Марк Митин продолжает процветать и по сей день, несмотря на тяжелые обвинения, выдвинутые против него семьями расстрелянных философов. Вдова академика Луппола обвинила его, что он не только способствовал уничтожению ее мужа, но после ареста Луппола поставил свою подпись под написанной для «Большой Советской Энциклопедии» статьей Луппола, добавив в текст статьи одну лишь фразу, а именно что Луппол является разоблаченным врагом народа!

...Все же кое-что для Деборина было сделано. В частности, был отменен запрет на издание произведений Деборина.

Я помогал Абраму Моисеевичу составить план печатания его собрания сочинений в нескольких томах. В конце концов напечатано было лишь всего три книги. В 1961 году был напечатан сборник его статей разных периодов «Философия и политика». В 1958 году вышел первый том его «Социально-политических учений нового и новейшего времени», а уже после его смерти, в 1967 году, был опубликован второй его том. Мне пришлось быть во главе комиссии по посмертному изданию трудов Деборина и принимать активное участие в подготовке к печати второго тома. Когда запрет с печатания произведений Деборина был, наконец, снят, ему было уже очень много лет, и работать стало труднее. К тому же шло время, и появились новые веяния в мировой философской науке, за которыми ему было угнаться нелегко. Жизнь его как философа, ученого была безжалостно разрушена в годы его интеллектуального расцвета. Как человек Деборин был мягким и отзывчивым, и это привлекало к нему сердца людей. Последние годы жизни он интересовался движением ритмов и, как он мне однажды доверительно сказал, находился на пороге важнейшего физико-философского открытия: всеобщего закона ритмов.

Деборин умер 8 марта 1963 года. За день до смерти я был у него. Он лежал на спине, полузакрыв усталые глаза. Когда я вошел, нечто вроде приветливой улыбки пробежало по его губам и замерло. Я спросил его о самочувствии, он кивнул головой, мол, ничего, сносно. Он закрыл глаза и, казалось, забылся в полусне...

...Траурная церемония происходила в конференц-зале здания Академии наук на Волхонке, 14. Мы были друзьями и я был привязан к старику. Смерть его очень опечалила меня. Я с тоской думал о том, как придут на похороны те, кто в течение десятилетий травили его, портили ему жизнь, наглухо закрывая перед ним двери науки, которой он отдал все свои помыслы, — философии. Да, они действительно появились. Философы-убийцы и мародеры, академики Юдин, Митин и другие. Они все пришли