По отношению к Клеопатре работала та же логика. Антоний не мог допустить ослабления Египта, а царица была единственной, кто обладал достаточным авторитетом, чтобы им управлять. Она покинула Александрию, будучи абсолютно уверенной, что римлянам не удастся одолеть Парфию — богатую, обширную и сильную империю — без ее финансовой поддержки. Осенью, пока царская флотилия продвигалась вдоль скалистых берегов Средиземного моря, расклад сил неуловимо изменился. Несмотря на напускную храбрость Антония, несмотря на его великолепную армию, преимущество было не на его стороне. Исходя из того, как мало за эти годы изменилась человеческая природа, можно предположить, что по пути Клеопатра не раз придирчиво рассматривала себя в зеркало. Она не видела Марка Антония три с половиной года, а какая женщина не захочет стереть с лица следы времени? Царица была наслышана о златокудрой красавице Октавии. И все же на этот раз она собиралась обойтись без пышных одежд, драгоценных камней и гирлянд из роз. В арсенале Клеопатры имелось кое-что получше: на этот раз она взяла с собой детей.

В Антиохии, более скромной копии Александрии, Александр Гелиос и Клеопатра Селена впервые встретились с отцом, и тот признал в них своих детей. Безусловно, это была радостная встреча. У Антония были весьма дерзкие планы в отношении Востока. Особенно теперь, когда он практически породнился с династией Птолемеев: его дети являлись наследниками египетского престола. Октавия, при всех ее несомненных достоинствах, так и не смогла подарить супругу сына (у Антония были двое старших сыновей от Фульвии). Поговаривали, что именно из-за ее неспособности произвести на свет наследника — того, кто исполнил бы пророчество Вергилия о Золотом веке, — Антоний и оказался в объятиях Клеопатры. Полководец очень любил детей и считал, что чем больше их у него будет, тем лучше. Бог и сын богини, трехлетний мальчик в царском облачении, похожий на Антония лицом и пышными кудрями, и по-гречески назвавший его отцом, не мог не тронуть сердца сурового римлянина. Антоний мечтал подтвердить собственную божественную сущность. Он думал об этом еще со времен битвы при Филиппах. Незаконные дети давали полководцу законное право провозгласить себя божеством и еще на шаг приблизиться к своему великому предшественнику. Антиохия, живописный и зажиточный город на берегу реки на склоне величественной горы, с колоннадами, аренами, садами, фонтанами и кристально чистыми источниками, термами и многолюдным рынком, идеально подходила для таких целей. Легкий западный бриз обдувал город с мая по октябрь, а зимой в нем было солнечно и безветрено. Сирийская столица, в которой с сорок седьмого года стояла огромная статуя Цезаря, радушно принимала его преемника.

У Клеопатры было немало причин радоваться запоздалому воссоединению семейства, не только личных, но и политических. Антоний извлек урок из истории с рыбалкой. Теперь он занимался тем, что умел лучше всего. Отдаваясь благородному делу войны, «он разбрасывал как мелкую монету острова и царства»[42]. Тем не менее в действиях Антония просматривается четкая логика. Усмирение непокорного Востока было первоочередной задачей. Чтобы покорить этот полиэтнический, мультикультурный регион с запутанной политикой и эфемерными союзами, вот уже тридцать лет противостоявший любым поползновениям Рима, нужны были могущественные и преданные союзники. Как любил говорить Антоний, «величие Римской империи обеспечивалось не тем, что римляне получали, а тем, что они давали». Антоний лихо перекраивал карту Азии, объединяя земли, раздавая владения и создавая новые царства.

Находясь в своей стихии, полководец казался непобедимым. Никто не сомневался, что дерзкие парфяне потерпят поражение. Редко кому удавалось собрать «армию, превосходившую остальные опытом, выносливостью и юношеским напором». Атоний «заставил всю Азию содрогнуться». Это была крупнейшая армия, какой он когда-либо командовал, и солдаты готовы были идти в огонь и воду за своим командиром, бесшабашным и человечным. Каждый был готов отдать жизнь за того, чьи «благородство, красноречие, простота, свободомыслие, добрый нрав и дружелюбие при общении с кем бы то ни было» были известны всем. Антоний заражал подчиненных своим энтузиазмом, и они без страха бросались на врага. Щедрость — ключ к любому сердцу, а военачальник обожал делать подарки. В целом Марк Антоний был добросердечным человеком, превыше всего ценившим тепло семейного очага. В Антиохии Клеопатра с детьми поселились на маленьком уютном островке, расположенном в излучине безмятежной реки. Египтянка была довольна: после пяти лет сомнений и неуверенности она поставила на нужного человека.

В сентябре Антоний сделал Клеопатре поистине царский подарок. Он не только признал своих трехлетних детей, но и наделил их мать обширными землями. Римлянин подтвердил ее суверенитет над Кипром, тем самым превзойдя даже щедрость Цезаря. Память о потере острова была еще жива в Египте. К владениям Клеопатры прибавились поросшая лесами Келе-Сирия (часть современного Ливана), далекие процветающие Кирены (в современной Ливии), щедрый кусок Киликии с ее кедровыми лесами, часть Крита и почти все города на богатом Финикийском побережье. Чтобы сделать своей возлюбленной столь щедрый подарок, Антонию пришлось свергнуть предыдущих правителей тех мест, обвинив их в реальных или мнимых прегрешениях. К тридцать седьмому году Клеопатра правила практически всем восточным Средиземноморьем, включая современные территории Восточной Ливии, Израиль, Ливан, Сирию и Южную Турцию. Ей не принадлежала лишь небольшая часть Иудеи.

Размеры дареных земель определялись военными нуждами Рима и ненавистью к парфянам. В то же время Клеопатра была опытной, надежной и разумной правительницей. Именно этого Рим ждал от своих союзников, которые выгодно отличались от наместников тем, что им не нужно было платить. Помимо всего прочего, Антонию требовался флот. К моменту Тарентского договора он уже передал Октавиану сто галер с обитыми бронзой носами и десять быстрых трирем. Клеопатра умела строить корабли. Антоний не случайно передал богатые лесами провинции единственному во всем Средиземноморье правителю, способному превратить стволы деревьев в боеспособный флот. Даже Плутарх признавал, что полученные египтянкой дары по сути мало отличались от подачек азиатским царькам. С другой стороны, ей удалось сохранить трон: римляне предпочитали менять в странах-сателлитах династии. К сентябрю тридцать седьмого года Клеопатра практически полностью восстановила империю Птолемеев образца третьего века во всем ее величии.

В Египте было объявлено о наступлении новой эры: шестнадцатый год правления Клеопатры отныне стал первым. Такой календарь просуществовал до конца ее правления. Тридцатидвухлетняя царица придумала себе новый титул. Это была одна из главных привилегий египетского монарха наряду с правом распоряжаться казной и выбирать соправителя. Отныне она звалась «Царица Клеопатра, Младшая Богиня, любящая отца и отечество». Что-что, а придумывать названия у египтянки получалось ловко, и всегда в соответствии с политической конъюнктурой. Не исключено, что окончательный титул был отредактирован, чтобы избежать кривотолков: так царица давала знать своим подданным, что Риму не удалось ее купить[43]. Изображения на монетах без сомнений указывали на преемственность Клеопатры другим Птолемеям. Под любым именем она оставалась самым сильным политическим игроком в неримском мире. Победа Антония над парфянами сделала бы ее императрицей всего Востока. Некоторые города уже готовились к эту событию, выпуская монеты с двойными портретами Клеопатры и римского диктатора. У царицы были все основания с оптимизмом смотреть в будущее. На горизонте не было ни облачка.