Главнокомандующий затравленно поглядел на довольного своей работой навьего богатыря.

— Вон она, телега, на которой в лагерь бочонки с первачом лыковым приехали! — Кондратий указал на перевернутую деревянную повозку, валявшуюся посередине военного лагеря.

— О нет… — тихо простонал мериканец.

— Убирались бы вы отсюда подобру-поздорову! — от души посоветовал Кондратий и, взвалив на могучее плечо молот, пошел прочь от вымершего вражеского лагеря.

В то утро Тихон проснулся в маленькой краинской избе от жутких непонятных криков.

Поначалу княжий племянник спросонья решил, что на Киев снова напали мериканцы. Но, к счастью, он здорово заблуждался.

Накинув одежку и повесив на пояс ратный меч, Тихон осторожно выглянул в оконце и тут же облегченно вздохнул.

Дикие крики издавали четверо привязанных к пушкам казаков, которых неистово порол нагайкой раскрасневшийся на морозе Богдан Шмальчук.

Русичи с одобрением наблюдали за поучительной экзекуцией. Бичуемые казаки ревели на весь град Киев похлеще застрявших в нечищенном дымоходе домовых.

— Получайте, стервецы! — приговаривал краинский гетман, вовсю работая славной половецкой нагайкой. — Я вам покажу, как мои приказы нарушать, я вам устрою небо в алмазах, а задницы в полоску…

— Пощади, батька! — выли казаки. — Не по собственной воле злодейство измыслили, навьи силы темные нас попутали…

— Скорее уж зеленый змий, нежели нечисть какая, — рассмеялись столпившиеся у места экзекуции русичи.

Позор провинившихся казаков был вдвойне ужасен. Мало того, что их здорово пороли, так еще и при всем честном народе.

Честной народ радостно улыбался, а некоторые даже строили мученикам обидные рожи.

— Будете еще супротив атамана своего идти? — вопрошал Шмальчук, полосуя красные ягодицы.

— Нет… не будем, пощади нас… ой… ой… — ревели казаки, и не было этому позору конца.

«Видно, и впрямь что-то серьезное учудили», — подумал Тихон и, подойдя к громко ржущему немолодому воину, тихо спросил:

— Послушай, брат, а за что это гетман своих так охаживает?

— Да за дело, дружище, — доброжелательно ответил воин. — Они секретное задание давеча получили во вражеский лагерь пробраться, а вместо этого вусмерть напились. Хорошо еще, что атаман их не сплоховал и все чин чином исполнил. Такие вот дела.

— Ну-ну, — покачал головой дружинник, думая о том, что князь Всеволод за такое наверняка бы посадил своих подручных на кол.

— Пощади-и-и-и… — ревели казаки, — мы больше не будем…

Шмальчук удовлетворенно осмотрел горящие огнем полосатые зады, после чего с некоторым сожалением стал сворачивать нагайку.

— А гетман у краинцев что надо, — прошептал на ухо Тихону разговорчивый воин, — нагайка-то у него слабенькая, без вплетенных в кожу железяк. Такая стегает больно, но рубцов на коже не оставляет.

— Это было последним предупреждением! — бросил привязанным к пушкам казакам суровый гетман. — Не знаю, простит ли вас атаман. Я приказывать ему не волен. Так что сами у него прощение вымаливайте.

И, заложив руки за спину, Шмальчук чинно направился к возвышавшейся неподалеку каменной резиденции.

Тихон поразмыслил малость и не спеша двинулся следом.

Свое важное решение княжий племянник принял сегодня ночью. Конечно, Всеволод был вправе его не отпускать. Момент для отлучки дружинник выбрал действительно не самый удачный. Не сегодня-завтра начнется новая битва. И кто знает, как оно там повернется?

Хотя, по правде говоря, пользы от Тихона немного.

От горынычеплана его заранее мутило. Корабельные стрельцы, ежели что, и без него справятся. А пушка на носу все равно неисправна, так что дружиннику делать на борту воздушного корабля вроде как нечего.

С этими мыслями княжий племянник вошел в огромный кремль, предварительно сняв с головы припорошенный снегом шлем.

Всеволод Ясно Солнышко, как водится, сидел в хоромах на втором этаже, уткнувшись в берестяную карту Руси. Прочие князья с аппетитом завтракали. Весьма довольный собою Шмальчук сбросил с плеч кафтан и во всеуслышание заявил:

— Ох, и всыпал же я сейчас этим поганцам…

— Ага, мы все слышали! — подтвердили князья.

— Мало дал! — пробасил батька Лукаш. — Мои седорусы на подобные непотребства в жизни бы не пошли.

— Так то ж седорусы, — усмехнулся Шмальчук, — а енто мои казаки. Знаете, братья, честное слово, мне иногда самому стыдно за своих же соплеменников. Такое порой учудят, что волосы дыбом становятся.

— Ничего, Богданыч, — ободряюще сказал Вещий Олег, — ты их перевоспитаешь, я в тебя верю.

Всеволод обернулся, заметив в дверях трапезной переминающегося с ноги на ногу Тихона.

— Ну, чего уже там тебе?

Племянник смущенно кашлянул.

— Ну, заходи, раз пришел!

Тихон вошел, пряча глаза.

— Деньжата нужны али что? Выкладывай давай.

— Неспокойно мне, князюшка, за судьбу брата пропавшего. Всю ночь вот не спалось.

— Так! — Всеволод строго посмотрел на непутевого племянника. — Говори далее.

— Отпустил бы ты меня, князюшка, за Григорием. Я быстро. Одна нога здесь — другая там. А ежели лошадку отрядишь, так я и того шибче управлюсь. Долина Горячих Камней ведь недалеко, несколько часов конного пути.

— Ах, вот оно что, — кивнул Ясно Солнышко, — вот, значит, где Григорий запропастился. Что ж, ступай. В тяжкий момент тебя отпускаю, однако негоже бросать на произвол родного брата. А о лошадке не беспокойся, лучшую тебе выдам. Только смотри в лапы к врагу не угоди. Проведают, что ты мой родственник, выкуп потребуют, а то и обмен пленными. Нам сейчас сие ни к чему.

— Спасибо, князюшка! — Тихон еле сдерживал радость: и коня ему пообещали, и благословение на дело доброе дали.

Вот так удача.

— Ну, ступай, ступай, — улыбнулся Всеволод, — в таких делах спешка никогда не помешает.

— И то правда! — пробасил прислушивавшийся к разговору батька Лукаш, плутовато подмигивая смущенному молодцу.

Передышка в войне нужна была русичам как воздух.

Последние две битвы здорово измотали витязей, хотя крупных потерь среди них не было. Ранений вот много. А все Буй-тур Всеволод мудрая головушка. Правильно стратегию разработал, ну и прочие князья, ясное дело, ему помогли.

Всеволод всеми силами старался свести людские потери на нет.

Но легко сказать, да трудно сделать.

Перво-наперво Ясно Солнышко посылал в бой российские воздушные силы, которые здорово трепали наступающего противника. Затем на врага набрасывались боевые избушки с полным боекомплектом, после чего агрессор попадал под огонь тульской артиллерии. И уж затем в бой шли основные силы, лучшие воины Руси, последний оплот и защита родных земель. Конечно, немного их было, но каждый стоил нескольких десятков.