Микела, как всегда, была права. Не могу не признать, что затеянная ею игра обогатила и меня. Я не испытывал никакого принуждения. Микела не требовала от меня больше, чем я ей давал, и это распаляло мои чувства. «Играй, если игра идет» — так говорят в казино, и я хотел продолжить игру. Увеличу ставку, посмотрю, чем ответит соперник, думал я, как при игре в покер. Вчера ночью мне пришла в голову мысль предложить Микеле выйти за меня замуж — это было бы достойным продолжением игры, но следом я вспомнил, что то же самое предлагал ее бывший любовник, и она бросила его. К тому же Микела говорила мне, что она уехала из Италии, потому что ее стали раздражать мать и подруги, настойчиво советовавшие выйти замуж.

— А ты действительно противница брака? — спросил я. — Помню, ты разозлилась на тех, кто уговаривал тебя поменять статус…

— Нет, Джакомо, я уехала по другой причине. Я уехала, потому что была зла на саму себя.

— На себя? Мне кажется, по отношению к себе ты поступила честно.

— Понимаешь, моя мать считает меня неудачницей, поскольку в моем возрасте у меня еще нет семьи, детей. Моя мать так устроена, и я ничего не могу с этим поделать. Но ее отношение ко мне заставило задуматься над тем, что за свою жизнь я не сумела сделать ничего такого, что могло бы показать ей: не иметь семьи еще не значит потерпеть неудачу… Я видела, как мать смотрит на меня, как ей было стыдно за меня перед ее приятельницами… Она до сих пор стыдится меня. А мне было стыдно за нее. Я не должна была позволять своим близким относиться ко мне так, как они относились, но злиться при этом я должна была только на саму себя. Я позволила им навязывать мне их мнение, я тебе уже говорила об этом. И я переживала разрыв с Паоло как свой полный провал, потому что не смогла поступить так, как поступила бы моя мать. Мне тоже было бы приятно провести оставшуюся жизнь рядом с близким человеком, но я не могу это сделать с тем, кош я не люблю, с кем соглашаюсь жить лишь за неимением лучшего. Это как серебряная медаль. Я знаю массу людей, которые согласны на серебряную медаль, на второе место в розыгрыше — только бы не одиночество. Знаешь, Джакомо, брак до сих пор является устойчивым признаком социального статуса — вот почему люди придают ему такое большое значение: когда женщина говорит «я замужем», это звучит как «я добилась своего в жизни», а когда женщина отвечает, что она «живет одна», то люди думают, что ей еще надо устроить свою жизнь. Я смотрю на своих подруг одни выходят замуж, потому что не хотят быть честными по отношению к себе, другим не хватает стойкости, и они просто ломаются, третьи привыкли довольствоваться малым… А потом они же смотрят на тебя как на ущербную. Не все, но многие. К черту биологические часы, к черту положение в обществе! — последнюю фразу Микела, смеясь, отчеканила как лозунг.

А ведь она права, пусть и не все женщины так поступают, но я встречал многих, которым просто надо было выйти замуж, и кто был под рукой — того они и брали.

Помолчав минуту, я обратился к ней:

— Микела, я должен спросить у тебя одну вещь. Ты согласна выйти за меня замуж?

Она приподняла голову от моей груди и удивленно посмотрела на меня:

— В каком смысле?

— В том смысле, что в оставшиеся нам дни, вместо того чтобы считаться женихом и невестой, мы поженимся. А потом расстанемся в тот день, который уже назначили. Мы сами решим, где и как мы устроим свадьбу, сами придумаем свадебный обряд. Это как продолжение игры. Что скажешь? Если ты выйдешь за меня, я научу тебя свистеть.

— Скажу, что согласна. Я буду рада выйти за тебя замуж на четыре дня, разумеется.

— Может быть, ты хочешь, чтобы мы устроили свадьбу прямо сейчас, в Центральном парке?

— А почему бы и нет… Постой, если хочешь, идем, я покажу тебе одно место. Это даже не парк, а так, крошечный скверик. Я часто туда хожу. Мне было бы приятно устроить там свадьбу, если ты не будешь возражать.

— Да не надо мне его показывать, я доверяю твоему выбору.

— Вот увидишь, тебе понравится… Только давай поженимся завтра, не сегодня.

— Почему?

— Потому что я хочу прийти домой, выбрать платье, лечь спать с мыслью о том, что завтра я выхожу замуж.

— Правильно. Нам нужны свидетели? Кого бы ты хотела выбрать свидетелем?

— Не знаю, надо подумать Мне бы хотелось, чтобы свидетелем был… Данте.

— Кто, кто? Мой лицейский товарищ, этот зануда?

— Да нет, Данте Алигьери…

— А, вот кто… А я подумал… ладно, неважно.

— Или Пабло Неруда, или Вирджиния Вульф, или Моцарт… или самый мужественный в мире мужчина, Став Маккуин[7]. Мне надо подумать. А ты кого?

— Не знаю, сейчас никого не могу назвать.

— А в котором часу мы устроим свадьбу?

В десять? А потом пойдем завтракать.

— О’кей.

Я сразу же позвонил Сильвии, чтобы оставить ей сообщение на автоответчике, но, как ни странно, ее телефон был включен, и после нескольких звонков я услышал что-то похожее на «алло».

— Ты почему не спишь, ведь уже поздно?

— Я забыла выключить телефон.

— Извини. Я просто так, я тебе завтра позвоню. Я хотел только сказать, что завтра женюсь. Пока.

— Пока.

До меня дошло, что Сильвия ничего не поняла. Она еще не проснулась. Через минуту она действительно мне перезвонила.

— Брось, я тебе завтра все расскажу.

— Ты меня уже разбудил своим звонком, а особенно тем, что сказал. Ты пошутил?

— Нет.

Я объяснил ей, в чем дело. Мы долго разговаривали, удили почти все. Закончив разговор, я напомнил себе, что должен привезти ей бонбоньерку с конфетами. На углу Спринг- и Мерсер-стрит торговец-индус зычно продавал с лотка бусы, браслеты, подвески и кольца. Я пошел к нему и купил два обручальных кольца с финифтью. Они лежали в груде других колец в той коробке и стоили пять долларов. Я взял еще серебряный браслет для бабушки. Увидев его, я почему-то сразу подумал о ней, хотя она и не носит браслеты. Бабушка носит только обручальное кольцо и пару сережек, которые подарил ей мой дед еще на помолвку. Я был уверен, что браслет бабушке понравится, он был очень простой, без всяких наворотов. Когда я был маленький, бабушка в течение месяца, чтобы не огорчать меня, носила бусы, которые я сделал для нее из эго пластилина, так что она наверняка оценит простоту моего подарка. Как я был счастлив, когда видел, что она носит эти бусы, да еще говорит мне, что ей безумно нравятся, что я отличный ювелир! Бабушке всегда было трудно делать подарки, она ничего хотела по-настоящему она радовалась только открыткам, которые я отправлял ей во время путешествий. Это была ее единственная просьба ко мне: пиши. Посылал бабушке открытки со всех концов света. И сейчас я написал ей открытку из Нью-Йорка.