спят — может, там у них все устроено получше нашего, понимаешь? Посмотри на нее, какая гладкая девка! Если б они там плохо жили, чего б она такая розовая была? А пахнет от нее как, чуял? Два дня по амбарам да по сараям, а пахнет — как только из речки вылезла. Не-е-ет, Лель, там люди сытно живут, хорошо, богато. Вот давай и посмотрим, может чего от них и себе возьмем. А то, глядишь, и сами туда переселимся, а что? Будем по домам лежать и цветочками пахнуть.

Дед засмеялся. Лель задумался.

— Ну, а как ты туда дорогу найдешь?

— А чего ее искать? Она нам сама покажет.

— Это как?

— Очень просто. Если тебе предложить на выбор: надвое разорвать или дорогу показать, ты что выберешь?

— Ну, да, резонно.

— Майка еще говорила, что она все время про провода спрашивала.

— Какие провода? — удивился Лель.

— Электрические. Откуда, говорит, к вам ток поступает? Я так думаю, она по проводам хочет идти. Вот и посмотрим, куда она по ним дойдет.

Они говорили так, будто Нины здесь не было. Ей даже стало обидно. Но перспектива ее радовала. Раз они не знают, как она к ним попадает — впрочем, она этого и сама не знала! — то главное — это отсюда вырваться, а там разберемся.

— Нет, Демис, — сказал Лель подумав. — Что-то тут не то, нюхом чую. Мы же знаем, что кроме нас людей нет. Землю мы всю обошли, со всех сторон вода, а что там за водой — никто не знает, но людей точно нет. Иначе бы давно приплыли. Так что…

— Но она-то откуда-то взялась!

— Это правда. Что есть, то есть.

— Да и никуда она не денется. Вернется — ты ее на березы вздернешь. Не вернется — значит, сгинула, сдохла то ли от голода, то ли я прирезал, какая разница.

Староста недолго подумал.

— Ладно, — решился он. — Раз сказал — то и делай. Иди с ней. Только сторожи ее пуще глазу! Соберется убегать — прибей на месте.

«Этого еще не хватало! Хотя, дед, вроде, понятливый. Не эта тупая семейка хорьков!»

— Но учти, Демис. Если она все-таки убежит, а мы про каганатов так ничего и не узнаем — то я не ей, я тебе кое-чего оборву. Собственными руками.

— Поглядим! — дед подмигнул Нине. — Ты же знаешь, Лель, от меня не убежишь. Собирайся, красавица. Пойдем.

Толпа стояла у последнего дома деревни, когда они с Демисом пошли вдоль линии электропередач, молча смотрели им вслед. Нина шла, попинывая пыль босой ногой — «Когда вернусь, надо будет педикюр сделать, а то запустила себя — ужас!». «Когда вернусь» — она усмехнулась. А когда я вернусь? И как? Дед уверен, что я это делаю по собственному желанию, но ведь это не так. Ладно, скорее прочь от этого ужасного места, а там видно будет.

— Слышь, красавица! — позвал ее Демис, когда они отмахали уже километров пять-шесть вдоль линии столбов. Она шла споро, бодро, медсестра за сутки пробегает столько километров, да еще вверх-вниз по этажам, что эта пыльная дорога — просто семечки. Дед не отставал, крепкий дедок. Оно и понятно — охота, рыбалка, да по хозяйству, тоже набегаешься. В общем, два спортсмена, улыбнулась она про себя.

— Э, да погоди ты! — Демис придержал ее за локоть, развернул к себе. — Ты что думаешь, я и вправду собрался деревню к вам перетаскивать? Я ж не дурной. В это пусть Лель с Томом верят. Я к вам сам хочу, понятно? Я ж вижу, что живете вы сладко, жирно. Вот и мне охота на старости лет погулять сытно и вольно. Но только мне. Я что, дурак всю эту толпу туда тащить?

— А как же Майя?

— А что Майка? Выйдет за этого тупоголового, будет ему каждый год рожать по ребенку, а он ее будет поколачивать время от времени — любовь у них. На что им старый дед сдался? А так — и жилье у них останется, и добрая память: сгинул, мол, бедный дедушка, когда всей деревне счастья искал. Глядишь, и поплачут даже. Так что ничто меня в этой деревне не держит. И то сказать, — Демис доверительно прижался к Нине. — Надоела она мне — не передать! За столько-то лет!

— А сколько тебе лет, Демис?

— Да кто ж его знает? Всех пережил. Жена сгорела, когда первый дом ставили. Дочку выбросила, а сама вылезти не смогла. Дочка-то — Майкина мать. А родителей своих схоронил, когда она и не родилась еще. Потом дочка-то вторыми родами померла, вместе с дитем. А муж ее в лесу сгинул, когда Майка еще и корову доить не умела. Пошел на охоту, и не вернулся. Бывает. А теперь видишь, какая девка крепкая — загляденье! Пора и на покой дедушке Демису, как думаешь?

Он мелко засмеялся, будто заикал.

«Ничего у тебя дедушка Демис не выйдет, — продолжая шагать в упругом ритме, думала Нина. — Хрен тебе, а не жирная жизнь. Ты меня, конечно, от страшной смерти спас, за что тебе большое хазарское спасибо. Но вашу деревню я туда тащить не собираюсь. А она притащится. Это к гадалке не ходи, как пить дать притащится. Вся — с бабами и ребятишками, с туповатыми мужиками и злобными старостами. Жирненького-то всем хочется. Вот и припретесь со своими правилами к нам, да начнете по-своему нашу жизнь перекраивать, а нам этого не надо. Я же к вам никого не перекидываю? Вот и вы к нам не лезьте, одному Богу известно, чего от вас ждать!».

К вечеру они отмахали порядочно, оба устали — страшно. Демис вытащил из котомки краюху хлеба, баклажку воды — поужинали. Дед улегся прямо на землю и через минуту засопел. А Нина долго мучилась — то ей казалось, что по ней какая-то живность ползает, то, что в лесу кто-то воет, то всякие мысли в голову лезли, так что заснула, когда потихоньку светать стало.

И только задремала, как ее толкнул Демис:

— Вставай, красавица, нам еще идти неведомо сколько, выспишься еще.

Провода вывели к реке. Нина кинулась к воде, и прежде чем умыться, взглянула на свое отражение. «Странно! — с удовлетворением отметила. — Вроде, все больше на себя становлюсь похожа. Вон, скулы подтянулись, носик так вообще мой. Разрез глаз еще немного незнакомый, но, может, это от ряби!» Напилась, сполоснула лицо, промыла глаза — и пошагали они с дедом дальше.

А провода обманули. Через пару километров, что они шли вдоль реки,