начале Мосульской операции в мае 1917 г. там «за дальностью и трудностью подвоза и сбора местных средств» организовать склады для достаточного обеспечения войск не представлялось возможным. К этому еще прибавились разразившаяся в Персии засуха и потравы военными транспортами посевных полей, вызвавшие неурожай. «Вода иссякла, многие мельницы стали, — перемол зерна прекратился». Один из очевидцев событий писал: «Ни Сулдуз, ни Соуджбулаг, бывшие до сих пор житницей Азербайджана, не дадут в этом году (1917) урожая, достаточного для их (местных жителей) собственного прокормления, не говоря уже о вывозе… Деревни… стоят совершенно разоренные и без жителей…»[319]

Полностью рухнула система питательных колонн: «Этапные солдаты, обязанности которых были очень легкими сравнительно со службой боевых солдат, сочли происшедшую революцию как освобождение и от их незначительных обязанностей и положительно бесились от безделья. Единственным их занятием был сбор получаемых новостей от проходящих мимо эшелонов и пускание всевозможных, отнюдь не укреплявших боеспособность, уток и сплетен. Приходя после утомительных переходов на этап, несмотря на телеграфное предупреждение, мы не получали ни пищи, ни фуража для коней и, измученные, должны были раздобывать это, как могли. В ответ на… упреки этапные коменданты оправдывались отказом их подчиненных от какой-либо работы»[320].

К лету 1917 г. в совершенную негодность пришла вся материальная часть казачьих частей, в особенности ее конская составляющая, более трех лет использовавшаяся в тяжелейших боевых условиях без капитального ремонта. Восстановить ее не представлялось возможным даже в прифронтовом тылу — в Закавказье и на Северном Кавказе, куда казаки периодически отводились на отдых, так как ремонтные базы и Кавказского фронта, и Кавказского военного округа были полностью развалены.

В конце концов, казачье командование, понимая, что надеяться на чью-то помощь бессмысленно, решило дать возможность казакам самим вести контроль над снабжением своих частей. 21 июля (3 августа) 1917 г. начальник Штаба Походного атамана при Верховном главнокомандующем генерал Смагин, в ответ на ходатайство казачьего круга войска Донского об учреждении на фронтах уполномоченных (по одному на армию) по контролю за снабжением донских казачьих

формирований всеми видами довольствия, одобрил учреждение таковых с расширением их функций контроля до формирований всех казачьих войск России. Главнокомандующий войсками Кавказского фронта генерал Пржевальский, в свою очередь, дал согласие на введение должности уполномоченного от войска Донского в Кавказской армии.

В Главном полевом интендантстве это решение встретили с сомнением, считая, что донские уполномоченные пользы не принесут. По его мнению, контроль за снабжением могло бы улучшить включение в контрольно-наблюдательные комиссии, бывшие при каждом магазине и вещевом складе (3–5 человек), представителей от местных и ближайших к ним гарнизонных комитетов и казачьих частей. Однако в Военном министерстве понравилась идея Донского круга. Было решено, что донские уполномоченные будут выбираться следующим образом: сначала личный состав дивизий, входящих в армейские структуры, должен выбрать выборщиков, а те уже, из своего числа или числа членов фронтовых казачьих организаций, — самих уполномоченных (по одному на армию). Если кандидатура уполномоченного одобрялась командующим армией, то он официально занимал свою должность.

В итоге 24 августа (6 сентября) на Кавказском фронте приказали провести выборы представителей: по одному от каждой отдельной казачьей бригады и казачьей дивизии, имеющей в своем составе не более четырех полков, и по два — от казачьей дивизии, имеющей в своем составе свыше четырех полков. Также избирались общие представители — по одному на Кавказскую армию и отдельные 1-й Кавказский кавалерийский и 7-й Кавказский армейский корпуса[321].

К осени 1917 г. ситуацию со снабжением казачьих частей и соединений, помимо развала тыловых баз, стало усугублять и резкое падение курса российского рубля, так как на местных рынках Закавказья на обесцененные деньги невозможно было теперь ничего приобрести. Персидскими же кранами — единственной крепкой валютой, имевшей хождение в пределах расположения Кавказского фронта, его войска практически не располагали. 15 (28) сентября 1917 г. главнокомандующий войсками Кавказского фронта генерал Пржевальский писал: «…произвести заготовки в Персии на русские рубли, ввиду катастрофического падения их курса, нельзя… Ввиду… неурожая и голода в Персии местные продовольственные средства настолько ничтожны, что их не хватает даже для текущего довольствия… местные перевозочные средства иссякли… от найма вьючных животных курдские ханы отказываются, предлагая только продажи их за невозможную цену…»

В такой ситуации сохранить фронт можно было лишь одним путем — резким увеличением его финансирования при одновременном переводе с рублевой основы на крановую. Начальник снабжений 1-го отдельного Кавказского кавалерийского корпуса генерал-майор Фисенко не видел иного выхода: «…если признано необходимым держать Кавказский кавалерийский отдельный корпус в Персии, то для сего нужны краны, краны и краны». Поэтому корпусное командование было вынуждено заявить, что, если ему не предоставят 6 млн кран в погашение долга, накопившегося перед персидскими торговцами, и не будут ежемесячно выплачивать 1,5 млн кран на довольствие частей, то корпус самовольно уйдет из Персии. В конце концов, понимая невозможность России обеспечить снабжение своих войск в Персии, британцы, нуждавшиеся в сохранении Персидского фронта, оттягивавшего на себя значительные силы осман и позволявшего им более свободно действовать в Междуречье, взяв довольствие корпуса на себя, стали выплачивать ему ежемесячные ссуды в 15,6 млн кран. Для распределения же этих ссуд между российскими частями в Хамадане была создана российско-британская контрольная комиссия.

Однако финансовая помощь Великобритании не могла предотвратить развал тылового снабжения войск Кавказского фронта. В условиях все более увеличивавшегося экономического кризиса даже персидские краны растрачивались слишком быстро для того, чтобы можно было создать хотя бы небольшой войсковой резервный фонд. Многие казачьи формирования вели фактически нищенское существование, а в 3-й Кубанской и 1-й Кавказской казачьих дивизиях уже к ноябрю 1917 г. совершенно не было денежных средств.

25 сентября (8 октября) 1917 г. начальник штаба главнокомандующего войсками Кавказского фронта генерал-майор Лебединский признал, что нет возможности обеспечить продовольствием в предстоящую зиму даже те немногие фронтовые части, что должны были остаться на позициях для прикрытия Кавказа от османских войск. К тому же на интендантских складах фронта совершенно не имелось никаких запасов обуви и зимнего обмундирования[322].

Сложившаяся тяжелая обстановка резко отрицательно отразилась на боеспособности казачьих войск. Например, еще 22 апреля (5 мая) 1917 г. начальник 2-й Кубанской пластунской бригады Генерального штаба генерал-майор Букретов сообщал: «Сегодня… получено распоряжение перейти на 2–3-фунтовую дачу зернового фуража, с заменой остальных 5–6 фунтов кукурузой и жмыхами… Такое умаление дачи недопустимо для лошадей, которые всю зиму почти голодали и несли непомерную работу… Организм лошадей… страшно истощен, и, если мы их переведем на вышеуказанную дачу, то… весь животный обоз станет, начнется голодовка людей, с которой никто в силах справиться не сможет… Уже сейчас