А потом Илья объявил, что уезжает на войну. Вернее, на страйкбольную игру, которая продлится восемь дней.

«Бросает меня, только успев жениться», — подумала я, но вслух сказала:

— Отлично! Отдохнешь, развлечешься.

— Какая ты замечательная жена, — просиял Френд и обнял меня.

Я продолжала играть роль заботливой второй половинки и продолжила:

— Не забудь взять теплые носки, в августе ночи холодные. Не пей много и не купайся.

— Какая же ты прелесть! — муж поднял меня на руки и закружил.

А на самом деле мне было глубоко плевать, простудится Илья или нет, и сколько выпьет. Я не любила его, а просто играла роль хорошей жены, так как родители приучили меня все делать безупречно.

Кстати, о родителях. Они звонили крайне редко, что удивляло и обижало. Их родная дочь в заточении! В городе с колючей проволокой! Со страшными патрульными, а они ограничиваются формальными звонками:

— Привет, Иннушка. Как ты?

— Хорошо, мама (папа).

— Как муж?

— Здоров.

— Миленько. Я тоже живу, хлеб жую. Пока-пока. Не скучай, Иней!

— Пока, мама (папа).

На первый такой разговор Френд никак не прореагировал, на второй — удивленно поднял брови, а на третий, на третий устроил мне ужин при свечах. Я и думать забыла о Гоше с Кешей и совершенно не предполагала, что это не обычный для медового месяца знак внимания, а способ подготовить меня к долгому разговору.

Мы с удовольствием пили вино и болтали о пустяках, когда Илья попросил меня рассказать о своем детстве. Я долго молчала. Казалось, вспомнить нечего. Я перебирала в уме различные ничего не значащие события. И только потом выдавила пару слов, что Кеша и Гоша, безбашенные журналисты, если любили меня, но странною любовью.

— Они хипповали до моего рождения. Искали Шаолинь, бродили по катакомбам. Даже попали в поле зрения КГБ. И, наверное, просто не смогли смириться с утратой свободы. А может, их сломали сотруднички-гбшники? Гоша и Кеша знали что-то особенное о Верене. То, что могло ей повредить или наоборот…

— Тебе, наверное, было очень одиноко, — посочувствовал Френд.

— Даже друзья не могли мне заменить родителей. Даже заботливая бабушка с пирожками и страшными сказками. Но почему они такие? Только ли в свободе дело?

— Расскажи еще, легче будет.

Слова лились бурным и агрессивным потоком: смерть бабушки, которая фактически вырастила меня, дворовое детство. Долгое сидение в редакции, когда родители работали. Класс, считавший меня несчастной сироткой.

— В этом, конечно, были свои преимущества, — усмехнулась я, — меня все жалели. Учителя завышали оценки и наперебой расхваливали мой ум и красоту. Дети дружили со мной и делились всем, что у них было — сладостями, игрушками, книгами, тамагочи. Ха! Они не знали, что всего этого добра у меня хранилось куда больше, чем у них. Никогда не прощу, что эти мерзкие Гоша с Кешей забыли про мой День Рождения. А наше с Элей путешествие в Краснокрестецк! Это же тоже им назло. Какого страха мы натерпелись, когда встретили человека с мешком на голове.

— Кого-кого?

— Мужчину, у него, наверное, лицо было страшно изуродовано, поэтому он носил мешок.

— Вполне возможно, что он носил мешок по другой причине.

— Не важно. Это мой ночной кошмар, да и Элькин тоже, которая никогда не признается, что боится. Она — своеобразная девушка. Просто повернутая на боевых искусствах, но при этом неуклюжая, как медведь. Зато прекрасно играет на флейте и выглядит, как фея Кренского озера. Иногда Эля бывает упрямой, но в целом — она жизнерадостная, и всегда пытается меня расшевелить. Хотя ей самой живется несладко с необычным даром чувствовать границы светлых зон. Но у нее хотя бы родители нормальные, не то что мои…

— Они просто тебя не любили.

— Кто?

— Родители.

— Да хватит тебе, конечно, любили, — сказала я, — просто они такие, Кеша и Гоша. Странные и холодные.

— Нет, извини за правду, но они тебя не любили, — прошептал Френд.

Я уже порядком набралась, поэтому налила себе еще вина и заплакала. Муж утешал меня:

— Зато я тебя люблю. У меня все было еще хуже. Родители не любили, как и тебя — прятали одежду, били, запрещали общаться с друзьями, а все для того, чтобы уехал из Краснокрестецка и стал строителем, как отец. Но я не могу жить без этого чертового города. Не могу.

И… ушел в армию. Ты знаешь, Иней, почему наше поколение называют мертвым? Потому что ребят моего возраста осталось в живых очень мало. Безумно мало. Всех забрала в свои объятья мать-война, Чеченская резня. Другие погибли от наркотиков и в перестрелках. Вы — дети лихих девяностых, в куклы играли, а мы уже держали в руках оружие. И убивали. Да, я убивал не раз, Иней. Но больше не хочу. А сегодня на арену жизни выходите вы, поколение Y, вы — успешные во всем, самые талантливые и удачливые. За вами — жизнь. А за мной — старуха, которая давно точит косу и подмигивает пустым глазом. Я уже давно мертв, Иней.

— Ты знаешь, что твой отец — убийца? — тихо спросила я.

— Да, конечно. Убить целый город — это еще хуже, чем человека. Но вода, которую дает Веренское море, построенное на костях, нам нужна, чтобы жить. Как смешно.

— Скажи это церкви, которая покоится на дне! И людям, потерявшим родину.

— Я стараюсь не задумываться. От глубоких мыслей жизнь кажется страшнее. Краснокрестецк — вот мое все.

— Неужели тебя не тянет прыгнуть в эту воду?

— Тянет, даже больше…

Но Френд не договорил, потому что пришли друзья, которым в тот вечер я была абсолютно не рада. Это было так по-краснокрестецки — заходить без предупреждения, чтобы попить чайку. В Верене о встрече принято было договариваться за неделю.

А на следующее утро Илья уехал, пообещав вернуться через неделю. Я проводила его с тайной радостью: наконец-то останусь одна. Смогу разложить по полочкам свои впечатления о городе. Я записалась в библиотеку, вволю ходила по магазинам, сделала генеральную уборку. Опробовала несколько новых видов кос, ведь мои волосы уже достигли пола. И общалась с друзьями по Интернету до красных «кроличьих глаз». Со всеми, кроме Асмодея и Ерша.

Прошло несколько дней. Я почти смирилась, что не увижу родителей и друзей еще долго. Отстояв огромную очередь, мы заполнили несколько анкет. Вопросы меня не удивили: есть ли родственники за границей? Имеются судимости и приводы? Какие планы по трудоустройству?

— Ожидайте. Вам позвонят, — сухо сказала женщина средних лет в форме незнакомого вида и с плохо скрываемым раздражением засмеялась: — Понавыходили тут замуж. Ничего, скоро выметут тебя.

У меня не нашлось слов, чтобы возразить ей.