– Мефрау… мефрау… Что с вами? Вам плохо? Вам плохо?

– Та…ам! – произнесла Пожилая Дама, заикаясь. – Там… Там!!!

И продолжала напряженно смотреть все в тот же угол и указывать туда рукой. Двое мужчин остановились на пороге и невольно посмотрели в угол рядом с этажеркой. Там ничего не было, и только Пожилая Дама видела там Это: Оно вставало перед ее взором в момент обострения многолетних мучительных угрызений совести… Но вот она увидела его, она видела его отчетливо в течение десяти, двадцати секунд – и на это время окаменела, застыла, и ее старая кровь остановилась в жилах. Затем она почувствовала толчок, рука упала на колени, туловище откинулось на подушку у высокой спинки кресла, глаза закрылись…

– С мефрау такое бывает, – сказала шепотом старая Анна.

Все они, кроме Даана Деркса, знали, что с мефрау такое бывает. Все принялись хлопотать вокруг мефрау. Сознания она не потеряла. Уже вскоре у нее открылись глаза, и она узнала доктора, узнала обеих женщин, но не могла узнать сына Даана. Пристально смотрела на него, потом вдруг вздрогнула, точно пораженная неким сходством.

– Матушка! Матушка! – закричал Даан Деркс.

Еще какое-то время она смотрела на него пристально, но постепенно поняла, что перед ней не материализация того, что она только что видела в углу, что перед ней ее сын, похожий на отца – того, которого она сначала любила, а потом возненавидела. Пристальный взгляд угас, но на лице, по которому пробежала дрожь, так и остались глубокие морщины, словно нанесенные инструментом гравера. Чтобы полностью привести ее в чувство, Анна принялась легонько массировать ей ладони и запястья, пока не восстановилось кровоснабжение.

– В постель, – пробормотала Пожилая Дама, – в постель…

Мужчины вышли из комнаты, предоставив ее заботе женских рук. На первом этаже внизу лестницы царила полумгла, длинные тени дрожали в гробовой тишине.

Даан Деркс схватил за локоть доктора, с трудом спускавшегося по ступенькам, шагавшего то больной, то здоровой ногой.

– Что она увидела? – спросил Даан Деркс.

– Тсс! – ответил старый доктор. – Да-да… так-так!

– Так что же она увидела?

– Она увидела Деркса… твоего отца…

В кухне испуганно мяукала кошка.

Танте Адель Такма, с корзинкой для ключей в руке, хлопоча по дому, как обычно, вышла из столовой в переднюю, потому что видела, что приходил почтальон, и надеялась получить письмо от Элли: они с Лотом были во Флоренции и оба работали там в Библиотеке Лауренциана и в архивах, так как Лот собирал материалы для исторического сочинения о семействе Медичи. Они проехали по всей Италии, добрались до Неаполя, а на обратном пути, устав от новых впечатлений – для Элли в Италии все было внове, – задержались во Флоренции, поселились в пансионе и теперь работали вместе. Элли была счастлива и писала восторженные письма. Танте Адель заглянула в почтовый ящик. Да, действительно, письмо от Элли на имя grand-papa; танте Адель всегда читала ему письма вслух, это было так приятно, да и письмо ведь предназначалось для нее тоже. Да, дети будут путешествовать еще по меньшей мере три месяца – сейчас начало января, – а потом, как договорились, поселятся у Стейна с Отилией на время – посмотреть, как пойдет. А если не пойдет, то потихоньку снова заживут собственной жизнью: они намеревались еще много путешествовать и окончательно обустраиваться в Голландии пока не собирались. Maman Отилия уехала в Лондон, у нее там было двое детей: Джон и Хью Тревелли – Мери вышла замуж за человека, служившего в Индии. Maman Отилия и правда не могла оставаться одна, а в том, что она поехала навестить своих сыновей в Англию, не было ничего плохого, только вот очень уж они много тянули из нее денег – об этом танте Адель знала от Элли и от Лота. Танте Адель доделала все, что ей еще надо было сделать внизу: поговорила с кухаркой, заперла буфет, погладила скатерть, поставила стул к стене – чтобы больше не спускаться вниз и спокойно, без спешки, прочитать господину Такме письмо от Элли. Он очень любил эти письма, потому что Элли описывала все в ярких красках и талантливо; после прочитанного письма все его утро было хорошим; нередко после чтения Адели он перечитывал письма от Элли еще несколько раз.

И вот танте поднялась наверх, радуясь, что в руке у нее письмо, и постучалась в кабинет. Не услышав ответа, она решила, что господин Такма вышел на минутку в спальню, и отправилась туда. Дверь спальни была открыта, и она вошла. Дверь между спальней и кабинетом тоже была открыта, так что она заглянула в кабинет. Старик сидел в своем обычном кресле у письменного стола. Он спал. Поза его была полностью расслабленной, и Адель удивилась, какой он маленький, словно съежившийся от неподвижности. Глаза, казалось, были закрыты, рука покоилась на выдвинутом ящике стола. Рядом стояла корзина для бумаг, на столе лежало множество писем.

– Он спит, – сказала Адель про себя и, чтобы не разбудить, вышла на цыпочках. Она не хотела нарушать его покой, раз уж он сам не проснулся от ее прихода. Он такой старый, такой ужасно старый…

Ей было обидно, что приходится так долго ждать с чтением письма от Элли. У нее не было никаких других дел, по хозяйству все было готово, обе служанки спокойно выполняли свою работу. И танте Адель присела в столовой у окна, с ключами под рукой, спокойная, потому что все в доме прибрано, и принялась читать принесенную почтальоном утреннюю газету, намереваясь через некоторое время отнести ее наверх. За окном шел снег. Молчаливый белый покой наполнял комнату и весь дом. На миг послышался голос кухарки, но вскоре затих в кухне… Танте Адель спокойно прочитала четыре газетные полосы.

Потом встала, держа в руке корзинку с ключами, письмо от Элли и газету, и снова поднялась наверх. Постучалась в дверь кабинета. Ответа опять не последовало. Адель осторожно приоткрыла дверь. Господин Такма так и сидел в кресле в той же сонной позе, что и прежде. Но казалось, что он еще больше съежился и стал таким маленьким в своем сюртучке.

Танте Адель испугалась и подошла поближе. Увидела, что глаза у него не закрыты, а смотрят остекленелым взглядом куда-то вдаль… Она побледнела и задрожала. Приблизившись к господину Такме вплотную, Адель увидела, что он умер.

Он умер. Смерть настигла его неожиданно: одного ее легкого прикосновения было достаточно, чтобы навсегда остановить кровь в хрупких от старости кровеносных сосудах. Он умер, и, судя по виду, без малейшей агонии, просто потому, что смерть подошла к нему и прикоснулась своим холодным пальцем к его сердцу и голове.

Танте Адель задрожала и разрыдалась. Позвонила в колокольчик, позвала служанок, которые тотчас явились.

– Господин Такма умер! – кричала танте Адель, всхлипывая.

Служанки тоже заплакали, кроме трех женщин, в доме больше никого не было.

– Что мы должны сделать, юфрау Адель?