- Уверена? Подумай, нас тут трое или четверо. Или еще больше. Никаких шишек. Мы не видели друг друга и даже не слышали друг о друге. Обучить и перенести нас стоило хренову кучу денег. Как могут они - боссы, спонсоры, кто угодно - как им вернуть инвестиции, если никто из нас не сумел завоевать собственную аудиторию?

- Ты говоришь... ты думаешь...

- Чертовски уверен.

- О великий Хрил... о мой яростный отважный Бог!

- Ага. Это Приключение - наше Приключение... - Я трясу головой, бессильный смягчить слова.

Хоть немного.

Так скажу прямо. - Подстава.

- Ты не можешь... откуда тебе знать...

- Знать? Я чую. Как и ты. - Почему-то мне становится смешно, типа "яйца-смерзлись-ха-ха-ха". Но смех выходит тусклым, как наше будущее.

- Там, дома, найдется немало людей, готовых платить за любование пытками до смерти. Вот кем мы будем. Все мы. Жертвами в садистском шоу.

Теперь я понимаю Стелтона. Реально. Понимаю, что значит "уйти не как слабак".

- Тогда... - Она чуть отодвигается; невероятно сильные руки еще сжимают мне плечо и грудь. Судя по звучанию голоса, я понимаю, что она отвернулась. - Тогда мы не должны дать им удовлетворения. Нужно просто... умереть. Здесь. Как Рабебел. Прямо здесь, в этой комнате. Во мраке. Мое оружие на полу; рядом твои ножи и остатки одежды. Ты профессиональный убийца. Знаю. Если бы я попросила, Кейн - если бы я попросила, смог бы...

- Нет.

- Кейн...

- Нет.

Чувствую, как ладони ее рук снова начинают дрожать. - Должна ли я... умолять...

- Ни шанса. Не тебя. Никого.

И Боже, пусть она не спросит, как меня убедить. Боюсь, я придумаю.

Так что, упреждая худшее, я обнимаю ее крепче. Это не объятия "хватит-плакать-мой-цыпленочек". Это объятия "услышь-как-стучит-мое-сердце".

Груди мягко расплываются по мне, я прижимаюсь щекой к ее щеке и шепчу: - Есть идея получше.

- Кейн... не думаю...

- Помнишь, что я сказал в начале? - Поворачиваюсь так, чтобы она ощутила движение губ по коже. - У меня всегда есть идея получше.

- Но...

- Нет. Слушай. Если мы умрем здесь, в комнате - дерьмо, мы лишь докажем их правоту. Не поняла еще? Зачем же давать этим сосунам подтверждение их сраных мнений?

Сейчас ее руки обвивают меня с силой игривой анаконды. След потрясения в голосе. - Погоди... понимаю. То есть... этого ты и хотел. Всю ночь. Едва заметил их в пустоши. Твоя безумная смелость. Уверенность лунатика, такой вид... "порву всех". Твои речи. Как ты вышел один против Черных...

- Чертовски верно. Лучшая месть, что нам доступна. Схватываешь? Единственная. Говорят, будто лучшая месть - жить долго и счастливо. Умереть счастливо - месть не хуже.

Я касаюсь губами шеи возле уха и шепчу: - Мы заставим их пожалеть, что бросили нас. Заставим оплакивать деньги, которые они могли бы выжать из нас...

Скольжу губами вниз по длинному гладком горлу, и она поднимает подбородок, давая мне вкусить кожу над ключицей. - А для этого мы должны сражаться. Сражаться упорно. Как угодно. Даже когда Черные Ножи нас возьмут. Даже когда станут пытать. Нельзя уходить. Вот наша месть: заставим этих крохоборов, этих говнолизов оплакивать звезд, которыми мы стали бы.

- Да. - Ее руки сжимают меня еще крепче; лучше бы отпустила, а то я откинусь. - Да... вижу...

Теперь она становится милой и отстраняется, ладонь касается моей груди, одни мышцы и кости. - Кейн... ты правда сказал "мы"?

Крошечный шепоток, юный и потерянный, но еще верящий, что его найдут. - Ты правда думаешь... Ну, мы знали насчет тебя. Все считали, что ты будешь звездой. Но ты правда...

Шепот затихает, но я понимаю, о чем она. - Да. Абсолютно. Никаких сомнений.

- Реально?

Вздох надежды в голосе столь слаб, что разрывает мне сердце.

- Не лги мне, Кейн. Не теперь. Ты реально думаешь, я могу стать... стать звездой? Что мы смогли бы? Тизарра и я?

- Марада... - Если бы она понимала, как много таится в моих словах. - Ты уже звезда.

Рука вновь дрожит, и мое сердце с ней в такт. Лучше не останавливаться. Думаю, что не хочу снова начать сначала, с распоротого брюха. - Не скажу насчет Тизарры. Она, она... нервозная, понимаешь? Умная-разумная. Но ты - с первого раза я знал. Не знал, что ты в бизнесе, но я умею отличить настоящее. Ты уже звезда поярче, чем мне суждено стать.

- Реально? - Голос осекается. - Ты веришь?

Здесь, в безопасной темноте, слова лезут легко. - Точно. Кто я? Трущобный головорез с дерьмовыми привычками. Ты же... великолепна. До усрачки настоящая. Рыцарь в Сияющей Броне. Входишь в комнату, и люди забывают, о чем болтали. Ты сама естественность. Доверие и сила. Грация в движении. Ты заставляешь людей падать на колени и мечтать о твоем внимании.

Я беру ее руку с груди и прижимаю к лицу. Даже вслепую она ощутит мою убежденность. - Ты героиня. Настоящая. Лучшего сорта. Прямая. Благородная. Верная. Защищай-слабых, и сила-твоя-удесятерится-ибо-сердце-чисто, и всё, что заставляет людей любить героев. Заставляет людей мечтать, что однажды они тоже станут героями. Лучшее в нас, понимаешь? Ланселот и Артур и Парсифаль в одной. И вершина всего... - я хихикаю так, знаете ли - "давай-посмеемся-вместе", - ты успела навалить гору мертвых мерзавцев.

- Кейн, это.... Если бы я реально могла стать такой...

- Уже.

- Но я не чувствую себя... такой внутри. Я не... нет, это игра, Кейн. Не видишь? Это представление, всего-то.

- И что? - пожимаю я плечами. - Почему бы нет? Таковы уж мы.

Неужели ей никогда не приходило в голову? - Что мы такое? Мы то, в чем мы убеждаем людей. Это наше дело. Наша работа. Что я сказал - всё, что я сказал - это то, что я о тебе думаю. А думаю потому, что ты правда, правда хороша. Не говоря уже о...

Давай, трусливый мешок дерьма. Скажи.

Скажи.

- ...о том, что ты без сомнений, самая восхитительно красивая женщина, с которой я имел честь встретиться.

Ну, выдавил. И это даже не прозвучало идиотски. Надеюсь.

- Ты точно так думаешь? - Рука у лица оживает, теплая, скользит по шее. Вторая рука ищет ключицу, потом медленно идет по груди, к мышцам над ребрами. Чуть медлит у свежего шрама. И движется южнее.

Догадываюсь, что иногда способен сказать что-то правильное.

- Правда думаешь, что я красива?

И ее губы так близки к моим, что дыхание греет бороду. Пальцы отыскали лобковые волосы и стояк возвращается, с силой урагана, и не думаю, что уже способен говорить.

Рука смыкается вокруг, словно это рукоять булавы.