что Глава разговаривал с ним сухо целых два дня.

И, наблюдая за настроением Старшего господина вся сотня слуг в поместье, общалась тихо, осторожно и почти шепотом.

* * *

Слуги наводнили поместье Фу через день, после того, как он принес клятву Главе. Они прибывали тройками и десятками. Шумно переговаривались, и Косте начало казаться, что теперь мертвый ранее дом стал похож на большой улей доверху наполненный шершнями.

Все приветствовали «господина Сина» с долгожданным окончанием обучения и «выздоровлением», и по очереди — десяток за десятком, мозгоед не пропускал никого — обновляли клятву роду и приносили личную — ему. Коста произносил все положенные слова в ответ, сила — белая с отчетливыми голубыми всполохами, послушно подтверждала сказанное. И к вечеру у него начала кружиться голова — от вереницы лиц, и от того, какая ответственность падает на его плечи — отвечать за каждого из тех, кто встал перед ним на колени.

С теми из слуг, кто «удивлялся, как изменился юный господин», «вытянулся» и «стал крепче» — отдельно работал менталист. Коста даже немного сочувствовал мозгоеду — Глава поставил ему задачу к конце следующей декады пройти всех слуг полностью. Ни у кого в поместье не должно возникнуть никаких сомнений, что с обучения на островах — с Октагона, спустя почти семь зим, вернулся младший господин Фу.

Семейный свет собирался каждый день вечером — за ужином обсуждать дела было запрещено. И Коста не сразу привык, что кто-то спрашивает, как прошел его день и чему он научился; что вызвало сложности, и что завтра он непременно сделает лучше, чем сегодня.

Не сразу привык слышать названия южных кланов, споры менталиста и язвительные замечания госпожи Эло в ответ, касательно «южных наседок», которые сидя на своих кладках яиц пропустят законопроект, который полностью ограничит права женщин на Юге, а носить кади и дома — она не согласна. Хватит того, что южане заперли женщин, лишив их возможности получать звания и печати, иначе она давно была бы Мастером.

— Я не самоубийца, делить дом на женскую и мужскую половины, мама, — смеялся Глава.

С менталистом Коста так и не подружился — сказывалась настороженность, он никак не мог переступить через себя и побороть напряжение в теле, которое возникало, как только тот приближался или смотрел в глаза.

Хотя господин Дей вел себя предельно корректно и вежливо и почти не причинял боли. Поверхностный просмотр воспоминаний занял декаду — и займет ещё ползимы, если двигаться с той же скоростью.

Занятия с мозгоедом у Косты проходили ежедневно перед обедом — потому что после еды может тошнить при считывании воспоминаний.

К первой встрече по «работе с воспоминаниями» Коста готовился с вечера и почти не спал от волнения, решая, что важнее — показать лица убийц Наставника Хо? То, как они убегали с северного предела? Нападение работорговцев? Бой? Занозу, или…?

Но, оказалось, это никого не интересовало. Мозгоед начал просмотр со странных вещей и почти декаду потратил на пошаговый разбор — почти до мгновения — воспоминаний про алтарный зал рода Фу. Заставив его вспомнить даже то, что он и не знал.

Вторую декаду господин Нейер задавал вопросы по Мирии и кораблям — Коста не предполагал, что труд каллиграфа может быть настолько интересен мастеру.

Сколько времени и как они работали над доской «Мирии» — на это они потратили почти два полных дня, опять разбирая воспоминания почти по мгновениям. Хотя с точки зрения Косты — разбирать там было нечего. Наставник — пил, он — мерз и рисовал, рисовал и мерз, да ещё ругался с Нейро, и пытался выжить, добывая пищу, чтобы дотянуть до того момента, как им заплатят.

Что тут может быть интересного?

Кто рисовал, как рисовал, какие краски, как был получен заказ?

Как выглядел первый корабль и как второй? Какие артефакты он видел? Лица магов и их нашивки? Какой груз доставляли на корабли? Как была организована охрана Хэсау? Как менялись смены магов Хэсау-Вонги? Кого из не-северян он видел на верфях? Что говорили об этом на побережье и кланах? Какие сплетни он слышал? Чем делились другие каллиграфы и ученики по поводу экспедиции в неизвестные земли?

Какие жрецы проводили обряд удачного плавания, и даже как выглядели ленты, развевающиеся на носу корабля, перед тем, как его спускали на воду…

От этих странных вопросов у Косты кружилась голова — он и не знал, что помнит столько, пока его не начинали спрашивать.

Коста думал, что их заинтересует Октагон, но эти воспоминания — считывали поверхностно, и про купол и про острова, они знали больше него — ничего нового показать в воспоминаниях он не смог. Казалось, они все видели ранее в воспоминаниях «настоящего-господина-Сина».

На третьей декаде мозгоед перешел к ещё более странным вещам: с Глав с которыми был знаком Мастер Хо, и Высших высокого статуса с кем имел встречи наставник. Их интересовали все контакты мастера Хо.

Он мог вспомнить только Главу Блау, Хэсау и Вонгов, на остальных он не присутствовал и даже не видел — мастер если и брал его собой, оставлял ждать. И никогда не сопровождал на встречи.

К концу третьей декады Коста отчетливо понял, что Наставник Хо интересует их гораздо больше его собственных воспоминаний.

Воспоминания о том, что происходило на Октагоне последние декады, достать не получилось. Мозгоед с умным видом сказал — нужно подождать. Память может заблокировать что угодно, и все воспоминания опустились очень глубоко. Пройдет время и они поднимутся на поверхность, если не стерты.

Поднимутся на поверхность? Как будто осколки памяти это рыбки… и стайку воспоминаний можно вспугнуть неловким движением…

* * *

Эль-Элиф, нейтральные клановые территории, окраинная часть города, почти у стены песков

Малый храм Великого

Прибыли.

Коста осторожно отодвинул занавесь паланкина, чтобы убедиться, что никто не последовал за ними от храма Нимы и двор — чист, и в который раз подивился причудливым узорам, которые плетет судьба.

Рыбки.

По малой храмовой арке входа, квадратной, с облупившейся краской и украшенной доской сверху — плыли рыбки. Нарисованные твердой рукой настоящего художника — Косте достаточно было увидеть один раз, чтобы понять уровень мастера.

В прошлый раз он долго изучал краску, пытаясь разгадать состав, который не выцвел под лучами южного ветила; ковырял пальцем отвалившиеся хвосты, борясь с желанием поправить рисунок, и… заслужил очередной нагоняй от Наставницы за то, что теряет время зря.

Белый, крошечный, одноярусный храм, покрытый белым песчаником и облицованный известью. С двором на двадцать шагов. Среди белых песков пустыни, на окраине южного приграничного городка. Храм, украшенный плывущими рыбками.

Историю рисунков ему рассказал храмовый служка, когда заметил его интерес. Никто не знал точно, откуда они взялись — храм Великого был одним из самых старых зданий в Эль-Элифе, если не старее самого города. Кто-то говорил, что раньше на месте окраин был оазис, в котором была прекрасная заводь с рыбками, который давно иссох. Кто-то говорил, что строение выстроил чужак — кто-то с западного побережья, поскольку не почитал Немеса. Чужак был мореплавателем и просил успеха в торговых делах. Кто-то говорил, что рыбки — это те, кто приходит в храм за живительной водой силы — пламя Великого опаляет души и они могут плыть дальше в бурном море жизни. Имя мастера-художника не знал никто.

— У тебя десять мгновений, — недовольно отрезала госпожа Эло, создавая плетения времени. — Время пошло.

Коста кивнул, поправил кади, и, задержав дыхание, нырнул в жаркий влажный день — купол прохлады действовал только внутри паланкина.

Бритоголовый жрец, широко улыбаясь уже спешил навстречу. Улыбка служителя Великого немного померкла при взгляде на паланкин — он всё ещё не оставил надежды, что храм почтит не только младший господин Фу, но и — Старшая госпожа, потому что нужда, которую испытывали южные жрецы была огромной.

Здание храма Великого было маленьким — один альков, и задние комнаты. Настолько небольшим, что вместилось бы целиком со всеми постройками во дворе храма Нимы. А святилище Немеса вообще занимало целую сеть домов и четвертую часть городского квартала.

Табличка на храме Великого выцвела от жары и света, буквы золотились едва-едва. И в который раз, совершая знаменье, подняв голову, Коста дал