— Это доказывает, что ты участвовала в охоте, — пояснил Кресс. — Просто покажи ее Ру, он оформит твою индульгенцию.

Я улыбнулась. Цена свободы.

— Тогда идем, — сказала я. — Нужно задержать дракона, чтобы тот не спалил деревню. Ты прав, у нас нет выхода, и эта огнедышащая тварь не станет слушать. Попробуем хотя бы отвлечь его, пока не подоспела подмога.

Если Кресса и смущали резкие скачки моего настроения, он не подавал виду. Я видела, как ему не хочется тащить в гору обузу в виде сопливой умирающей от магического истощения девчонки, но выбора не было. Волшебное слово — искупление — решало все.

Кресс пошел наверх. Мы набрали высоту, но так и не вышли из-под сени деревьев. Сосны давали иллюзию безопасности. Драконы обладали исключительным зрением и могли заметить крадущуюся к амбару мышь. Ночью. В кромешной тьме. Человеческое присутствие было куда очевиднее.

Кресс знал о том, насколько хороши драконы. Возможно, поэтому он вечером разложил костер и в ответ на мой немой вопрос лишь пожал плечами. Какая разница? Если ящер поблизости, он уже заметил наше приближение. Если нет, то мы просто везунчики. Костер не сыграет почти никакой роли, зато не придется спать в холоде.

Орлята вечером всегда облачались в туманную дымку, ловя облака на свои льдистые пики. Становилось на порядок холоднее, а ночью у вершин мог пойти и снег, и град. По утрам даже у подножия Орлят на траве лежал иней. Иногда едва заметный, иногда белый и плотный.

И ночевать без костра там, где по утру лужи может покрывать тонкий ледок, никому не хотелось. Мы устроились на небольшой полянке, окруженной двумя обломками скал и густыми зарослями можжевельника. Наш лагерь расположился меж камней, где не так сильно дует ветер. Над головами шумели кроны.

Кресс притащил откуда-то елового лапника и быстро обустроил нам лежанки. Пушистые ветки могли защитит от холода, который источали скалы. Жаль, что я не смогла бы приложить их к сердцу. За пару часов мое состояние ухудшилось. Я обнаружила, что к когтям добавились черные подтеки на руках, словно я возилась в угле и не смогла отмыть пальцы.

Кресс тоже заметил. Он промолчал, но щедро предложил полить мне на руки воды. Неужели надеялся, что отмоется?

Волосы стали темнее и жестче, начали завиваться небольшими упругими кудряшками. Я кое-как заплела косу на ночь и улыбнулась. Завтра Кресс проснется рядом с настоящей каргой, а не обычной ведьмой. Я уже замечала, что стала раздражительной, злой, несдержанной.

— Тебе стоит выпить еще слез девы, — сказал Кресс, когда мы приступили к ужину.

Я вяло ковыряла хлеб и скатывала мякоть в маленькие упругие шарики. Такие отец делал для рыбалки, только добавлял туда еще масла. От воспоминаний мне было… никак. До этого у меня еще ни разу не получалось вспомнить родителей без боли и слез. Такие изменения мне даже нравились.

— Нет смысла, — ответила я. — Хватит уже пытаться меня вылечить от магии, это часть моей жизни. Важная часть. Та, что держит меня в мире живых.

Кресс помолчал. О чем он думал? Что искупление невозможно без отказа от магии? Что я пытаюсь его обмануть? Что нужно подсыпать мне порошка, раз я отказываюсь сама принять “лекарство”? Кто знает.

Впереди была долгая ночь. В кашу в качестве приправы пошла смесь лаванды и усыпляющего зелья. Я была уверена, что утром обнаружу Кресса сладко спящим на наших импровизированных лежанках. Это хоть немного согревало душу. Пока инквизитор проспится, я успею связать его и уволочь подальше от гор. А там пусть ругается, пытается придушить, да вообще что угодно…

Кресс тем временем отложил миску и ложку. Это в мои планы не входило. Кресс откинулся на кусок скалы, устало прикрыв глаза. Костер бросал тени на его четко очерченное лицо. Я невольно залюбовалась.

Пламя делало Кресса более живым, не таким мрачным и серьезным. Алые отблески ложились на бледную после ранения и вынужденного заточения со мной кожу, делая инквизитора человечнее, проще, понятнее. Мне нравилось наблюдать за ним, когда он так расслаблен. Почти домашний, уютный.

Я даже не заметила, в какой момент Кресс открыл глаза. Просто у меня не сразу получилось отвести глаза от его чуть пухлых губ, подсвеченных огнем. Когда я поняла, что Кресс уже какое-то время тоже наблюдает за мной, никакого смущения не было. Привычная стыдливость покинула меня. Остался лишь холод и черные когти.

— Я хотел тебе кое в чем признаться, — вздохнул Кресс.

Я едва удержалась, чтобы не поторопить его. Наступала ночь. Я знала, что сегодня на небе появится полная луна. А значит, придет зверь. Я рассчитывала, что удастся уснуть до того момента, как мой старый знакомый меня найдет.

— Я жил с каргой довольно долго, — продолжил инквизитор. — Она… Она стала чудовищем. Настоящим. В ней не осталось ничего человеческого.

— И ты ее убил? — предположила я.

Кресс закашлялся. Кажется, он не ожидал от меня подобных вариантов.

— Она воспитывала меня. Стала не матерью, но мачехой. Злобной, сварливой тварью, но… Я бы не смог ее убить. Она была единственным близким мне человеком долгие годы. Да, Эзра стала чудовищем. Но я-то им не был.

Я пожала плечами. Инквизиторская мораль до сих пор оставалась за гранью моего понимания. Убил или привел к ее дому охотников — какая, в сущности, разница?

— Эзра, моя мачеха, учила меня. У нее… В ее сердце поселился страх, что однажды за мной придут, и она не сможет меня защитить. У нее были свои причины. Эзра даже не понимала, что защищать меня нужно только от нее самой.

— Зачем она вообще тебя выкрала? — воскликнула я.

Кресс поморщился, будто ему ткнули в незажившую рану. Он умолк на пару мгновений, делая вид, что занят пережевыванием хлеба. Я терпеливо ждала. Инквизитор сумел пробудить в моей застывшей душе любопытство.

— Эзра не похищала меня, — нехотя ответил Кресс. — Она была сестрой моей матери.

— Сестрой?! — вырвалось у меня. — Твоя мать… одна из нас?

— Нет, и никогда не была. Эзру отметила Истле еще в детстве. Она стала единственной ведьмой в роду.

Я кивнула. Да, такое объяснение казалось логичным. Ведьмой можно было родиться, а можно было стать. Обычно меченые ведьмы обладали огромной силой, но совершенно не умели ей пользоваться. Их дар считался и благословением, и проклятием. Меченым приходилось тяжелее: не было рода, который их всему научит, поддержки близких. Родная мать могла сдать новоиспеченную ведьму инквизиторам.

Однако среди нашего вида меченые ведьмы особо почитались. Дело даже не в их силе. Богиня редко говорила со своими дочерьми, ее знаки воспринимались как величайшее благо. Меченым ведьмам доставались не только силы, но и вещие сны, наставления от самой Истле. Если такая девушка находила шабаш, она становилась верховной.