Фредди совсем ослаб, но собрал силы в кулак, чтобы устроить последний особенный вечер в Гарден Лодж — он хотел поблагодарить врачей, которые ухаживали за ним на протяжении болезни. Пришли Гордон Аткинсон, доктор Грэм Мойл и пятеро других специалистов.

Никто за столом не знал о моем состоянии, хотя, возможно, у кого-то закрадывались подозрения. За ужином доктор Мойл завел прямой разговор о том, что мне надо провериться на СПИД.

— Сделай анализы, — твердо сказал он. — Если ты ВИЧ-положителен, по крайней мере, будешь знать. А если результат будет отрицательным, не потеряешь ничего, только приобретешь пару седых волос.

Но я-то уже знал ответ. Повторный анализ, скорее всего, подтвердил бы горькую правду. Тем не менее, чтобы окончательно во всем убедиться, я согласился.

Фредди хотел в последний раз побывать в швейцарской квартире. Мы прилетели на частном самолете вместе с Джо, Терри и давним другом Фредди Тони Кингом, который работал ассистентом у Мика Джаггера.

До отлета я побывал на приеме у доктора Аткинсона, и он взял образец крови для анализа. Расшифровка результатов занимала некоторое время, и он пообещал, что позвонит мне в Монтрё, как только получит ответ из лаборатории.

Это было наше третье путешествие в Монтрё. Стало ясно, что нам с Фредди не суждено встретить там наше тихое Рождество, как мы планировали. Каждый вечер в течение десяти дней мы ужинали в ресторанах, но теперь Фредди передвигался очень медленно и только с поддержкой.

Поездку в Швейцарию он совершил еще и затем, чтобы в спокойной обстановке принять несколько важных решений. Одно из них — отказаться от лекарств, что значило умереть. Никому из нас он ничего не сказал. Он понимал, что проиграл в битве с болезнью, и не хотел больше цепляться за жизнь.

Пока мы жили в той квартире, Фредди почти не выходил из спальни. Большую часть дня он лежал в кровати, одетый в футболку и шорты, и дремал. Мы по очереди ухаживали за ним. Тони Кинг постоянно находился с ним днем, а мы с Джо следили, чтобы Фредди отдыхал, как только почувствует, что слишком слаб для бесед.

За четыре дня до нашего возвращения в Лондон доктор Аткинсон должен был позвонить мне по поводу моего анализа на СПИД. Хотя я не сомневался в результате, все равно был как на иголках: один шанс на миллион, что результат первого теста окажется ошибочным.

Фредди и Джо не знали, что в то утро я ожидал звонка. Джо все время был рядом, я не мог сидеть возле Фредди, лежащего на диване перед телевизором, и расслабиться не получалось. Часами я слонялся по комнате в ожидании звонка и постоянно ломал голову над тем, как Фредди воспримет, если я признаюсь ему в своем состоянии. Когда я почти уже стер ковер, наворачивая круги, Фредди спросил, в чем дело.

— Да достал меня наш гребаный доктор, — ответил я. — Обещал позвонить сегодня с результатами анализа на СПИД.

— А почему ты сам ему не позвонишь?

Я так и сделал. Доктор сразу перешел к сути:

— Мне жаль, дорогой мой, но ты ВИЧ-положителен.

Закончив разговор, я взглянул на Фредди.

— Ну, какой результат? — спросил он.

— У меня ВИЧ, — ответил я.

Он побледнел.

— Ублюдки! — воскликнул он, видимо, обращаясь к заразившему его и тому, кто заразил заразившего, и так далее по бесконечной цепочке.

Позже, пока Фредди отдыхал, мы с Джо обсуждали мое состояние. Он сказал, что они с Фредди оба знали, каким будет результат, еще до звонка доктору; я так побледнел, что все читалось у меня на лице.

Я был очень сильно подавлен. Какая судьба ждет меня самого, неизвестно, но я отчетливо понимал, что Фредди осталось совсем немного. Счет шел на дни.

Почти все время мне хотелось плакать. Пока Фредди спал, я ненадолго выходил пройтись или, сидя в одиночестве, курил сигареты одну за другой. Обычно всю ночь я слонялся по комнатам и не ложился — знал, все равно не усну. Однажды я долго и медленно бродил вдоль озера, и ко мне присоединился Тони. Мы поговорили.

Он рассказал мне о том, что с ним обсуждал Фредди. Имея в виду меня, Тони спрашивал:

— Что будет с парнями?

— Ну, Джим поживет в Гарден Лодж, — ответил Фредди.

Тони удивленно заметил:

— Но Мэри не ладит с Джимом.

И Фредди ответил:

— Значит, им придется договориться.

Я не удивился, услышав, что Мэри недолюбливает меня.

Несколько дней спустя мы с Фредди лежали на диване в гостиной и смотрели старый черно-белый фильм 1930-х годов. Героиня спрашивала своего спутника: «Мы проведем остаток жизни вместе?» Фредди посмотрел на меня и задал такой же вопрос.

— Конечно, — ответил я. — Не глупи!

И ком подступил у меня к горлу.

Фредди покидал Швейцарию в хорошем настроении. Мы договорились с таможней, чтобы он как можно быстрее прошел досмотр. В свои последние несколько недель он вспоминал об этом с гордостью:

— Дорогуши, такое не по зубам даже Лиз Тейлор!

Конечно, Фредди выдали специальное разрешение без очереди пройти таможенный и паспортный контроль по причине тяжелого состояния. Он быстро уставал и выглядел ужасно. Было бы жестоко привлекать к нему внимание толпы. Никому из нас не разрешили сопровождать Фредди, и на какое-то время он впервые за много лет оказался один среди совершенно незнакомых людей. Мы пытались протестовать, но тщетно. Как и всем остальным, нам предстояло пройти паспортный контроль, пока несчастный, измученный Фредди дожидался нас в таможенном зале.

— Вот, прекрасно обошелся и без вас, — рассмеялся он и добавил, что сотрудники таможни хорошо за ним присматривали.

Мы вернулись в Гарден Лодж. Жить Фредди оставалось три недели. Как и в Швейцарии, он все время сохранял хорошее настроение, хотя почти все дни проводил в постели. И ни разу не заговорил о работе. Иногда утром он просыпался, спускался прямо в халате в столовую, пил чай и возвращался в спальню, где проводил остаток дня. Или же я сам приносил ему чай и его любимую Далилу для компании.

Чтобы не сойти с ума, мы занимали себя работой по дому и делали вид, что все нормально. Я наконец сподобился украсить гирляндой одну из магнолий на углу нашего дома. Как я и ожидал, двор стал похож на сказочный грот. Ну и что — главное, что это хоть немного порадовало Фредди.

Я дождался, пока мы с Фредди останемся в спальне одни.

— Ты до сих пор ничего не сказал про дерево, — заметил я.

— Какое дерево?

— Подойди к окну, я покажу тебе, — сказал я.

Он подошел, и его лицо засияло: он увидел дерево, мерцающее в темноте.

— О, ты все-таки это сделал. — И он обнял меня.

Раньше он отреагировал бы по-другому, возможно, заметил бы с сарказмом: «Не прошло и полгода». Но теперь у него просто не было на это сил.