Я копался в саду и находил в этом утешение. Жил ради той радости, которую Фредди испытывал, видя из окна ухоженный сад. Я продолжал работать вплоть до его самого последнего дня. Даже в воскресенье, в день его смерти, я косил газон.

От запланированной поездки в Ирландию я отказался: было ясно, что время Фредди истекает. Джо сказал мне, что именно на второй неделе Фредди отказался от всех препаратов, кроме обезболивающих. Это решение он принял вопреки советам врачей.

Почти постоянно Фредди спал или смотрел телевизор. Джо или Фиби оставались с ним рядом в течение дня, на короткие перерывы их сменяли Мэри или Дэйв Кларк. Дэйв приходил каждый день, и мы были глубоко признательны ему за помощь.

Хотя я был очень занят работой в саду и он постоянно мог видеть меня из окна, Фредди все больше и больше нуждался в словах любви. У меня вошло в привычку быстро взбегать наверх и просовывать голову в дверь:

— Эй, я тебя люблю!

Потом я возвращался в сад и снова брался за работу. Я знал, что от моих слов ему становится легче, по крайней мере, на несколько минут. Иногда, спускаясь вниз, я смотрел на его окно. Он стоял там, ожидая моего выхода в сад, а потом посылал мне воздушный поцелуй.

Все вечера мы проводили вместе. Разговаривали или смотрели телевизор, или же я дремал вместе с ним. Он опускал свою слабую голову в колыбель моих ладоней, и я нежно массировал ее.

По ночам мы с Джо и Фиби дежурили у Фредди по очереди, постоянно были начеку и не смыкали глаз. С помощью системы внутренней связи и пейджеров мы могли мгновенно связываться друг с другом. И мы хотели быть с ним до самого конца.

За десять дней до смерти Фредди пресса буквально разбила лагерь возле Гарден Лодж. Рано утром появлялись один или два репортера, потом их становилось больше. Через час набегало уже человек шестьдесят или семьдесят.

Один из них, седовласый мужчина с большими усами, всучил мне записку для Фредди. Пресса передавала нам письма ежедневно, и послание этого человека было шаблонным. В нем говорилось, что он и его коллеги безумно сожалеют о причиняемых неудобствах, но, если бы Фредди вышел и позволил сделать всего одну фотографию, они бы рассеяли «ужасные слухи».

Спустя несколько дней журналисты и фотографы еще больше обнаглели и оккупировали оба входа в Гарден Лодж. Что они только не вытворяли. Забирались на стены домов, стоящих через дорогу, чтобы сфотографировать наш дом. Навели объективы камер на все окна. Любого, кто приходил в Гарден Лодж или выходил из него, немедленно обступали с расспросами, а если человек пытался уйти, устраивали погоню. Обычно я старался не высовываться и ничего не говорил либо рявкал на них:

— Полагаю, вас интересует цвет туалетной бумаги, которой я пользуюсь?

Как-то меня спросили, как дела у Фредди, и я ответил, что его нет не только в Гарден Лодж, но даже в стране.

Однажды мне удалось взять реванш. У газетчиков было излюбленное место, где они сидели в ожидании новостей, — небольшой закуток за забором, который мы прозвали «Автобусная остановка № 27». Я выкатил из гаража мощный водяной насос и включил его, направив струю за ограду. Послышались испуганные крики. Да уж, я устроил им хороший душ.

Терри вообще не давали проходу. Репортеры знали, что он один из самых доверенных работников Фредди, но и ему удалось в конце концов отыграться.

В тот самый день, когда тело коррумпированного владельца газеты «Дейли миррор» Роберта Максвелла было найдено выброшенным на берег Канарских островов, нас остановили у дверей Гарден Лодж.

— Как дела у Фредди сегодня? — спросил репортер «Дейли миррор».

— Лучше, чем у Максвелла! — отрезал Терри.

Однажды поздним вечером Роджер Тейлор выезжал из Мьюз и вдруг резко повернул налево к Логан-Плейс: это фотографы ослепили его вспышками камер. Он даже врезался в полицейский автомобиль.

Осада Гарден Лодж создавала огромные проблемы для знаменитостей, которые приходили, чтобы отдать Фредди при жизни последние почести. Мы незаметно вели их через тайную лазейку в гараже, примыкающем к Мьюз. Элтон Джон предупреждал нас по автомобильному телефону, что подъезжает, и проскальзывал мимо прессы в неприметном стареньком «Мини-Купере».

Фредди, очевидно, догадывался, что снаружи дежурят репортеры, ведь до его спальни часто доносился их галдеж. Но он представить себе не мог, сколько их там. Ему казалось, всего пара-тройка человек, и никто из нас не переубеждал его. В этом теперь не было смысла.

Вопреки некоторым сообщениям газет спальня Фредди никогда не превращалась в «мини-госпиталь». Справа от него стояла капельница на случай, если понадобится переливание крови, но все остальное в комнате оставалось таким, как всегда. В свои последние дни Фредди перестал есть твердую пищу, он ел только фрукты и пил фруктовые соки.

В конце второй недели доставили несколько картин, которые Фредди приобрел на аукционе и затем отправил на реставрацию. Среди них был и портрет юноши, купленный в День святого Валентина. Мы знали, где Фредди хочет повесить картины, осталось только сделать для них подсветку.

Для портрета юноши подготовили место в гостиной. Фредди собирался повесить картину рядом с окном, и я вмонтировал туда скрытый источник света.

Иногда Мэри говорила обидные и бестактные вещи, но, возможно, не отдавала себе в этом отчета. Однажды она посоветовала мне попросить Фредди снять обручальное кольцо, потому что, когда умерла ее мать, ее пальцы сильно распухли. «Кольцо останется, Мэри», — возразил я.

Позже, наедине с Фредди, я заикнулся о том, чтобы снять кольцо на случай, если его палец распухнет, но больше ничего не сказал.

«Нет, — покачал он головой. — Я его оставлю».

Кольцо так и оставалось на его пальце; Фредди даже кремировали с ним.

В воскресенье, 17 ноября Фредди попросил меня привести в порядок его бороду. Всякий раз, как он просил меня подстричь бороду, он представлял, будто я все еще парикмахер, и «записывался на определенное время».

— Хорошо, — кивнул. — Давай во вторник в 10:30.

Во вторник я зашел к нему в комнату в назначенное время, но с ним был Дэйв Кларк. Фредди сказал:

— О, извини, дорогой мой, сегодня не получится. Можно перенести на другой день?

— Да, конечно, — сказал я. — Тогда завтра, в то же время.

На следующее утро я снова пришел к нему, и опять у него был Дэйв. Но на этот раз Фредди хотел довести дело со стрижкой бороды до конца.

Когда я закончил, он сказал:

— Ты знаешь, я не принимал ванну уже несколько дней.

— Не расстраивайся, — ответил я. — Мы это быстро исправим.

В таком состоянии полноценно принять ванну он уже не мог, это стало бы пыткой. Я спустился вниз и нашел Питера:

— Думаю, пора его как следует обмыть.

Фиби поднялся со мной в комнату Фредди, чтобы подготовить постель.