— Может, у него впервые в жизни появился секрет, который стоит хранить.

— Мы бы ничего для него не пожадничали, — признался Бон. — Он слишком многим пожертвовал ради нас. Знаешь, он всегда был умным парнем, таскал книги, хотя был еще недостаточно взрослым для этого. Он мог бы остаться там, в Лоулэнде, и заработать свое состояние, как истинный джентльмен. Но когда он услышал о болезни деда, вернулся сюда. Чтобы позаботиться о нас. Позаботиться обо всех на этой горе, чья жизнь всегда зависела от Синклеров. — Бон помедлил, словно хотел сказать что- то еще. Еще больше, но потом опустил голову и уставился себе под ноги. — Просто я пришел сказать тебе, что мне очень жаль, что мы разрушили твою свадьбу. И я надеюсь, Что вы с графом будете… — Он покашлял, явно пытаясь выдавить из себя слова. — Будете очень счастливы вместе.

— Спасибо, — прошептала Эмма, чувствуя, как перехватило горло.

Больше она уже не могла сказать ни слова ему в ответ.

Когда Бон спустился вниз и оставил Эмму одну, она опять повернула лицо к луне и посмотрела на нее полными от слез глазами, отчего казалось, что луна в небе дрожит. Девочка, которая смотрела на эту же луну из окна своей спальни, теперь казалась ей абсолютной незнакомкой, наивным ребенком, который верил, что настоящего мужчину отличает красноречие и превосходный покрой камзола.

Как ей завтра ехать назад с людьми графа и притворяться, что она по-прежнему та маленькая девочка, которая никогда не знала поцелуев Джейми, никогда не чувствовала, как тает ее тело от жаркого желания этого человека обладать ею? Как она может радоваться украшениям, мехам и золоту, и даже детской, в которой полно детей, зачатых не от любви и страсти, а от отчаяния и долга?

После того как ее тело и сердце ожили от прикосновений Джейми, как можно ночь за ночью лгать и притворяться в гнетущей тишине, когда граф, взобравшись на нее, будет ворчать и стонать, а она будет сжимать зубы, лишь бы не закричать от неприязни? Особенно теперь, когда она знает, что он вовсе не тот добрый старик, за которого себя выдает, а возможно, даже убийца, и довольно безжалостный, если убил собственного сына за то, что тот осмелился полюбить не ту женщину.

Эмма сморгнула навернувшиеся слезы, и луна в небе сразу перестала дрожать. Она уже больше не та девочка, какой была прежде, и никогда не станет ею опять. Будь что будет, но она больше не хочет отказываться от собственных страстей, от собственных деланий только для того, чтобы сохранить мир и спокойствие тех, кто находится рядом. Ее мать всю жизнь, сколько помнила Эмма, прожила в такой лжи, жертвуя собственным счастьем, поэтому она могла продолжать и дальше оправдывать отца Эммы.

Но Эмма другая. Она уже не та девочка, что стояла перед алтарем в церкви замка Хепберна, готовая отдать свое сердце человеку, которого никогда не полюбит.

И сейчас нужен кто-то, кто поможет ей это доказать.

Джейми обеими руками оперся о грубый камень церковного алтаря. Этот единственный камень каким-то чудом пережил разруху сражения и годы заброшенности, доказав, что есть вещи, которые даже время не может уничтожить.

Интересно, подумал Джейми, свидетелем скольких крестин стал этот камень, сколько свадеб видел и сколько похорон. Сколько жизней началось здесь? И сколько жизней здесь закончилось?

Эта небольшая церковь была разрушена уже давно, сколько Джейми себя помнил. Несомненно, что в руины ее превратила одна из многочисленных войн и мелких стычек, от которых на этой суровой и прекрасной земле остались многочисленные шрамы. Но даже сейчас над этим местом витала атмосфера уважения и достоинства, словно ни Бог, ни время не забыли, что когда-то это была святая земля.

Джейми провел рукой по испещренному отметинами камню, пытаясь подобрать слова, чтобы выразить охватившее его душевное волнение. Он всегда был верующим человеком, но никогда не был молящимся. Он считал, что будет лучше, если он с Господом не будут обсуждать разницу в своих убеждениях.

Как Бог может заявлять, что возмездие — это его дело, когда Джейми чувствует тяжесть этого возмездия на своих собственных плечах? В прошлом его плечи были достаточно сильными, чтобы вынести такую ношу, но сейчас он чувствовал, что она может разбить его сердце. Завтра он отправит Эмму назад. Он больше никогда не будет прижиматься во сне к ее теплому телу. Никогда не услышит свое имя, сорвавшееся с ее губ. Через несколько дней она предстанет перед алтарем, таким как этот, и станет женой Хепберна.

Он вцепился пальцами в камень, сожалея, что не может разбить его голыми руками.

— Джейми?

Сначала Джейми подумал, что ему померещился этот мелодичный шепот, что это лишь результат его лихорадочных желаний.

Разжав пальцы, он медленно повернулся.

Эмма стояла в лунном свете, как привидение всех невест, которые приходили к этому месту, чтобы отдать свои сердца тем, кого любили.

— Что ты хочешь? — хрипло спросил Джейми, больше не в силах притворяться, что ее ответ не имеет для него никакого значения.

Эмма вздернула подбородок, ее взгляд был таким же спокойным и твердым, как в тот вечер, когда она нацелила ему в сердце его собственный пистолет.

— Я хочу стать твоей.

Подавив в себе дрожь, Эмма направилась к Джейми, полностью открыв себя лунному свету и его горящему взгляду. В это мгновение он выглядел как самый страшный ночной кошмар любой девственницы, — безрассудный и опасный, к которому можно подойти только с необыкновенной осторожностью, если вообще можно подойти.

— Я всегда была очень хорошей девочкой, — начала Эмма, с каждым шагом все приближаясь к нему, — и покорной дочерью, которую всегда ставили в пример младшим сестрам. Это всегда было только «Да, сэр», «нет, мадам» и «как пожелаете». Я носила то, что для меня выбирала мать. Я ела все, что стояло передо мной на столе, нравилось мне это или нет. Я ехала туда, куда мне говорили, и делала то, о чем меня просили. — Она остановилась перед Джейми на расстоянии вытянутой руки. — Но я не выйду замуж за графа. И мы с тобой оба знаем, что существует только один надежный способ убедить его, что я больше не могу стать его невестой.

Джейми не сказал ни слова. Он просто продолжал смотреть на нее с таким же непроницаемым лицом, как окаменевшие страницы святой Библии, тлевшей в углу.

— А ведь Бон был во всем прав, да? — неуклюже рассмеялась Эмма. — Я знаю, ты убедил себя, что должен доказать вину Хепберна в убийстве твоих родителей, и это принесет тебе удовлетворение. Но разве твоя месть не окажется еще более сладкой, если ты вернешь ему его невесту, распробованную Синклером? Особенно тем Синклером, который, оказывается, его незаконнорожденный внук.

— Конечно, мне это принесет большое удовлетворение. — Джейми сложил руки на груди, и от его пронзительного взгляда что-то задрожало у Эммы глубоко внутри. — А как насчет того полуразвалившегося дома в Ланкашире, который ты так любишь? Если граф потребует назад свои деньги, как твой отец сможет оградить дом от кредиторов и спасет вас всех от работного дома?