— Очень хорошо, почти прекрасно, — приговаривал он, появляясь на сцене в своей расшитой тунике. — А теперь давайте попробуем то же самое, но чуть более сдержанно, вместе с тем не теряя глубины?

Я раздувалась от гордости, сидя в темном зале и наблюдая за репетициями Аннет. На сами спектакли, проходившие по вечерам, я все равно никогда не успевала.

Нельсон в своей школе стал членом команды по ведению дебатов, и, поскольку был уверен в своем успехе, нас пригласили разделить восторги родителей. Всей компанией мы втиснулись в дядин минивэн. Мы с Ма устроились на задних сиденьях, но слышали все, что происходит впереди.

— Это моя лучшая рубашка, — говорил Дядя Боб. Речь шла о парадной шелковой сорочке. — Я привез ее из Китая. Я хотел, чтобы…

— Ты опозоришь меня перед друзьями, — возмущался Нельсон.

— Ага. — встрял Годфри, которому уже исполнилось тринадцать. — Дурацкая рубашка.

— Ты похож на гомика, — не унимался Нельсон. — Выглядишь как сутенер.

В конце концов мы вернулись домой, чтобы Дядя Боб переоделся. Нельсон заставил и Тетю Полу снять ее золотые украшения, заявив, что золото — это вульгарно, особенно китайское, в двадцать четыре карата.

— У деток развивается вкус, — умилялась Тетя Пола. — А ты, Кимберли? У тебя, должно быть, тоже много внеклассных занятий?

— У меня времени нет.

— Очень жаль. Это важно для поступления в колледж.

Тетя Пола была уверена, что я учусь так же неважно, как в самом начале. Мы с Ма предпочитали не разубеждать ее, потому что так тетушка гораздо меньше злилась и завидовала.

— А как результаты тестов?

— Нормально. — У меня все было хорошо, но Ма, как, впрочем, и ожидалось, провалила экзамен на гражданство.

На выходе из дома Нельсон окинул критическим взором одежду Ма. И открыл было рот.

Я загородила Ма и решительно произнесла по-английски:

— Даже не думай, Нельсон.

— Что?

— Что слышал.

И он промолчал.

Частная школа на Стейтен-Айленд была гораздо меньше «Харрисон». Нельсон, оказавшись на сцене, превратился в маленького стеснительного мальчика. Его команда проиграла.

Совершенно очевидно, что никакая плита не смогла бы работать ночи напролет каждую зиму, но мы все равно пережили потрясение, когда она сломалась. Холод проник в дом, полы застыли, вода в туалете замерзала, на окнах образовался толстый слой льда. Мы с Ма забрались вдвоем в ее постель, набросав сверху все, что смогли отыскать.

Ма вызвала мастера, которого посоветовала одна из швей. Берет за работу якобы недорого, работает нелегально, но у него есть китайский сертификат, — то есть, как я поняла, никаких здешних документов нет.

Пришел мужик в грязной рубахе, явно с чужого плеча, если не ворованной. Брякнул на пол ящик с инструментами. Я с содроганием смотрела, как он колотит молотком по предохранительному клапану. Я-то знала, что это хрупкая и очень ценная вещь. Погрохотав железками — видимо, чтобы убедить нас в непомерном старании, — он вылез из-за плиты и сообщил, что плита не подлежит ремонту, а за визит мастера мы должны сто долларов.

— У меня нет дома такой суммы, — испуганно пролепетала Ма.

Но тут я не выдержала:

— Вы сделали еще хуже, чем было! А теперь выкручиваете нам руки! — Плита и в самом деле была изуродована, а часть деталей теперь валялась в кухонной раковине.

Мужик грозно навис надо мной.

— Я потратил время и хочу получить свои деньги, — с северокитайским акцентом проревел он.

— Я разберусь, Кимберли, — попыталась отодвинуть меня в сторонку Ма.

— Да, отвали, малявка.

Я боялась, что Ма уступит и все же заплатит ему. В свои шестнадцать я была подростком, который уже давно вынужден вести взрослую жизнь. Я знала недостаточно, чтобы испугаться, но вполне достаточно, чтобы не отдавать так запросто деньги, заработанные с огромным трудом. Сто долларов — это же десять тысяч юбок, целое состояние.

— Если хотите получить деньги, покажите документы.

— Какие еще документы?

— Ваш паспорт, пожалуйста.

Почуяв угрозу, он раздулся, как рыба диодон.

— Ты хочешь проверить мои документы?!

Я стояла рядом с телефонным аппаратом, оставалось только снять трубку и начать набирать номер Аннет.

— Куда это ты звонишь?

— В полицию.

Он замер, прикидывая, что делать дальше. В трубке послышался голос младшего братишки Аннет.

— Алло, — сказала я по-английски. — Не могли бы вы прислать кого-нибудь по адресу…

Не дожидаясь продолжения, мужик подхватил свое барахло и бросился вниз по лестнице, не забыв злобно оглянуться напоследок. Ма в изнеможении рухнула на стул.

— Я ошиблась номером, — быстро проговорила я и повесила трубку, надеясь, что малыш не узнал мой голос.

— У тебя мозги настоящего жулика, — простонала Ма.

— Сердце волка и легкие собаки. — Имелось в виду, что я злая и лукавая. Однако на самом деле сердце прыгало, как испуганная лягушка.

Но зато он ушел. А плита по-прежнему не работала, и в ближайшие дни ожидалось понижение температуры.

Я позвонила в «Бруклин Юнион газ», и они прислали мастера. Грузный афроамериканец в синем форменном комбинезоне. Ремень глубоко врезался в основательный живот. Войдя в дверь, мастер с жалостью оглядел помещение, глаза у него были добрые, как у плюшевого медвежонка.

— Ладно, друзья, сделаю, что смогу. Но много не обещаю. Этот ваш прошлый мастер порядком наломал.

— Пожалуйста, — взмолилась я, стараясь не впадать в панику. — Постарайтесь, пожалуйста.

Изо рта вырывались белые облачка пара. Я боялась, что мы не переживем предстоящую ночь, если плиту не починят. В квартире с каждым днем становилось все холоднее. На улице стемнело, слышно было, как завывает ветер.

— Понимаю, малышка, — вздохнул мастер. — Вы с мамой успокойтесь, я постараюсь разобраться с этим делом.

И разобрался. Ловко поставил на место все детали, и плита ожила — вспыхнуло голубое пламя. Ма радостно захлопала в ладоши.

Она пыталась всучить мастеру чаевые, всего доллар, но он мягким движением вложил купюру ей обратно в ладонь и ласково произнес:

— Не надо, оставьте себе. Купите что-нибудь приятное.

Как здорово было бы иметь такого отца.

Мэтт окончательно бросил школу, чтобы работать полный день. Теперь он часто заканчивал смену и уходил раньше нас. Мне же позволили посещать занятия для первокурсников в Политехническом университете Бруклина. Лекции там заканчивались ближе к вечеру, и, являясь на фабрику, я иногда встречала у входа Вивиан.