— Тысяча драконов! — ругнулся посол в следующий момент, почувствовав боль там, где не ожидал. В плечи сзади буквально на миг вонзились острые когти, пропоров кожу до крови. Под действием значительного веса Ник непроизвольно пригнулся и резко ткнулся носом в шею коня, подставив под заклинание макушку. Волосы должны были бы запылать первыми, но не запылали. Да и лишний вес с плеч куда-то исчез.

Выждав несколько томительных секунд, парень поднял голову, открыл глаза и обнаружил, что вокруг его тела, повторяя все конуры, словно немного просторная одежда, сияет белый с фиолетовыми крапинками шит. Он подобный у отца видел. Неужели Астор успел помочь? Никоэль нашел взглядом министра и стал свидетелем, как тот плотно зажмурился, распахнул глаза, опять зажмурился и опять посмотрел на него. Будто перестал доверять собственным органам зрения. О Богиня! Только пусть он сейчас не заявит, что тоже не различил деталей происшествия и не понял, что тут произошло!

Этим утром все столько упоминали о высшей сущности, что посол и сам не заметил, как к ней обратился.

— Вы живы? Что это было?! — воскликнул фин Астор, подъезжая ближе.

Вопрос был хорош. Проблема в том, что Никоэль собирался его же адресовать министру. Он мог бы подумать, что стал жертвой иллюзии, опять использованной для устрашения, или увидел галлюцинацию, надышавшись незнакомых трав, но… Иллюзии не расцарапывают плечи до крови, не имеют веса, а галлюцинации не являются двоим одновременно. А тут, судя по беготне стражи и любопытным лицам окружающих, заклинание видели почти все.

— Кажется, на меня покушались, — стараясь ничем не выдать пережитых эмоций, бесстрастно проговорил парень.

— Спуститесь с лошади и пригнитесь!

Спешившись сам, Астор попытался сдернуть посла вниз. Он настороженно оглянулся по сторонам и произнес фразу, которая, наверное, должна была бы прозвучать непереводимой игрой слов, но не прозвучала. Ник понял! И попытался запомнить, чтобы суметь воспроизвести. Хотя как послу ему сейчас полагалось бы оскорбиться всеми инсинуациями и физиологическими подробностями, на которые оказался щедр тариманец. Однако дипломат в Никоэле был в ступоре, поэтому он реагировал как простой человек — с пониманием. Даже самостоятельно покинул седло, чтобы не возвышаться над пешими горожанами, не изображать идеальную мишень и повторно не вводить преступников в искушение. Как же грамотно было организовано покушение! Соглядатаев и защитников предусмотрительно отсекли решеткой. Это не они там пластаются, пытаясь поднять тяжеленную преграду и проползти в щель снизу? Зато отставшего секретаря и не видно. Не пострадал ли тоже?

Никоэль потряс головой, словно мог вытрясти тяжелые мысли, и спросил у фина Астора:

— Вы тоже видели несущийся в меня черно-алый шар?

— Да! А еще — черную мурчиану у вас на плечах и… — Он замялся.

— Говорите же!

— Понимаете, мне показалось, что у вас глаза стали абсолютно белые. Выглядело страшновато. Но, повторяю, мне всего лишь показалось. С глазами у вас сейчас все в порядке, да и мурчиане взяться неоткуда. Может, тени не так легли.

Криво усмехнувшись, Никоэль кивнул, принимая объяснения. Но он-то сам понимал, что глаза выцвели от повышения адреналина, а легшая «тень» имела подозрительно большой вес.

— Ой, у вас кровь на плечах. Вы ранены? — обеспокоился министр.

— Пустяки, — отмахнулся Никоэль. Откуда-то он знал, что мурчиана была его старым знакомцем, однако не хотел обнародовать этот факт. А Астору не дали задать наводящий вопрос и выяснить истину. К ним подлетели два массивных тариманца с зелеными полосами под бровями — те самые, которые штурмовали решетку ворот, но никак не могли протиснуться из-за своих впечатляющих габаритов. Похоже, штурм преграды все-таки закончился успешно.

— Фин Астор, немедленно уведите посла во дворец! — потребовал один из них у министра, не надеясь, что белавец сам их поймет. — Мой напарник вас проводит.

— Ксантару доложили?

— Да. Поспешите.

— А где мой секретарь? — словно невзначай, поинтересовался Ник на своем языке, чтобы о Ларионе тоже не забыли.

— О Богиня! — воскликнул Астор.

— Что? — насторожился опоздавший охранник.

— С нами еще секретарь был! Ну, вы должны были его видеть. Если его убьют, опять возникнет скандал!

— А-а-а… Этот не пострадал. Как решетка опустилась, он сразу с лошади упал и теперь валяется себе в кустах, никому не заметный.

— Свалился? Лежит? Он же шею мог свернуть!

— Но не свернул же. Повезло сопляку, отделался всего лишь переломом руки.

— Переломом?! — опять эхом повторил министр. — Вы же говорили, что он не пострадал!

— А это разве травма? Пустяк, — пожал плечами светловолосый соглядатай.

— Вы зел Данкр? — сквозь стиснутые зубы спросил Астор. Он вспомнил, где слышал голос с такой же безразличной интонацией. У драконова флегматичного шпика, которого Ксантар пообещал заменить. Гад!

— Угу. Это не важно. Скачите во дворец.

— Я не могу оставить белавца валяться в кустах.

— Ему там безопаснее, чем с вами. Мы позже доставим его под охраной.

— Но перелом…

— Не кровотечение же, хуже не станет.

— Но секретарь подаст жалобу на неоказание помощи! Эти белавцы совсем не умеют терпеть боль.

— Если подаст, будет дураком. Умный сразу понял бы, что не стоит мельтешить рядом с главной мишенью. Вы как сами, справитесь?

— Рыж уже тут, — кивнул фин Астор под ноги. — Пробьемся.

Никоэль тоже посмотрел вниз, и только теперь заметил маленький рыжий клубочек, привалившийся к ноге министра. Когда тот появился, как подкрался и почему в таком миниатюрном виде, парень даже предположить не взялся бы. Но услышав, что обнаружен, Рыж соизволил увеличиться до максимального размера.

— Щит держите вокруг посла, — посоветовал зел Данкр и, развернувшись, устремился к арке ворот. Способ, которым опустили решетку, и возможный остаточный след заклинания были единственной зацепкой в данной ситуации. Растворившегося в толпе преступника, метнувшего опасный снаряд в посла, все равно уже не обнаружить. Хотя свидетелей позже без вариантов придется допросить. Наиболее сознательные очевидцы, жаждущие поделиться увиденным, сами, без подсказок и напоминаний, остались на месте в ожидании беседы. А с поспешивших убраться от опасного места подальше в любом случае спрашивать бесполезно. Они будут утверждать, что ничего особенного не заметили, шли себе по своим делам. Может, действительно смотрели в другую сторону. Не вызывать же половину улицы на суд Богини? Это равносильно признанию в своей беспомощности. А Богиня не любит слабаков, не умеющих найти выход, не стремящихся к победе, она и помогать не станет или же ее помощь будет оценена в такое количество ежедневных поединков… Во дворце до сих пор передавалась из уст в уста история о том, как кори Ксантару в начале карьеры пришлось за семь дней провести сто три поединка.