В мыслях своих Степаныч видел себя кем-то вроде монастырского ключаря. На современный лад. И полагал, что у «монастыря» должны быть стены, неприступные для лихого человека, и средства, чтобы правильным людям помогать.

Показавши отцу Егорию внутренность дома, кроме спальни, батюшке предназначенной (ее Григорий Степанович приберег напоследок), Смушко вывел отца Егория во двор, обратил его внимание: срезали «колючку»! И вновь удостоился похвалы.

О том, что вместо проволоки вдоль свежевыкрашенного забора уже протянуты две сигнальные «нитки», а опорные столбы оснащены специальными датчиками, Смушко своему духовному пастырю сообщать не стал.

Со двора он повел отца Егория наверх, в отведенную батюшке комнату. И получил полное удовольствие, наблюдая, как порадовала отца Егория знакомая обстановка, а особенно то, что даже книги его расставлены в прежнем порядке, на привычных местах.

Весьма довольный жизнью и своим старостой, отец Егорий вознамерился освятить дом. Кто знает, может, сделай он это вчера,– и избавился бы от ночных страстей?

Степаныч предложил сначала поужинать, но в решениях Игорь Саввич был тверд и освящение провел натощак.

Ужинали втроем: отец Егорий, Степаныч и шофер Петя.

Петю, Петра Николаевича Сарычева, вместе с машиной общине выделил отец Серафим. Степаныч, конечно, удивился такой щедрости, особенно услышав, что платить Сарычеву не требуется. (Впрочем, для себя Смушко сразу решил: будет приплачивать хотя бы баксов по триста в месяц.) Но при ближайшем рассмотрении Сарычев ему понравился. Лет тому было под сорок, а видом своим Петя вызывал в памяти причальный кнехт. Под мышкой же шофер носил отнюдь не Степанычеву «прыскалку». Короче, шофер и охранник. И соглядатай, скорее всего. Ну и ладно. Человек явно неболтливый, дисциплинированный, машину водит прекрасно и стреляет не хуже, надо полагать. Главное же, к отцу Егорию относится с подчеркнутым уважением. Опять-таки и деньгам немалая экономия: хороший охранник нынче недешев.

Поужинали втроем и вечерню исправили тоже втроем, потом Петя уехал (у него семья), и Игорь Саввич со старостой остались вдвоем. Если не считать сторожа в вагончике во дворе. Часок-другой они поговорили и разошлись спать. И на сей раз никакой бес отца Егория не беспокоил. Хотя приготовился Игорь Саввич к борьбе несравненно лучше, чем в прошлую ночь.

Утром же следующего дня ему даже показалось: и девка-бесовка, и «двойник», и прочие – пустое наваждение. Но ощущение сие развеялось, когда отец Егорий пошел умываться. Проплешины в бороде поросли короткой колючей щетиной, кожа на скулах была нежно-розовой и гладкой.

Время текло. Общинные дела складывались неплохо. На литургии по воскресеньям собиралось до полусотни человек. Незадолго до Нового года открылась столовая для малоимущих. Сам Потмаков, подталкиваемый Степанычем, завязывал «полезные» знакомства, восстанавливал старые связи и с головой окунулся в духовную жизнь Северной столицы. Жизнь вертелась вокруг Потмакова благотворным вихрем: он оживился, помолодел и уже месяц спустя стал узнаваемой фигурой. Все бы замечательно, но то, ради чего он, собственно, и был призван в Санкт-Петербург, не двигалось и на йоту. Скорей всего, дело было в самом отце Егории. Афишки магов-колдунов, уже примелькавшиеся глазу, равно как и прочая бесовщина, раздражали все меньше. Мягкие намеки отца Серафима: пора, брат, и за дело браться,– тоже не очень беспокоили. Нет, от слова своего Игорь Саввич не отказался, но ему нужен был толчок, внешний толчок, чтобы поднять карающий меч. И толчок этот не заставил себя ждать.

Откинувшись на спинку заднего сиденья «Волги», несущейся сквозь темную хлябь петербургской оттепели, отец Егорий подводил итог своего пребывания в городе. Итог выглядел впечатляюще. Община обустроена, планы деятельности определены. Найдены и благотворители на первое время. Ежели сравнить с тем, с чего пришлось начинать на прежнем месте, все, слава Богу, замечательно! Через полгода, когда Степаныч обещает закончить строительство приюта, отец Егорий наладит контакт с протестантами, и оборудуют ему приют по европейскому классу. Помощь тем, о ком сказал Господь: «Кто примет одно такое дитя во Имя Мое, тот Меня принимает»,– не должна быть брошенной свысока подачкой. И не будет.

Отец Егорий потер лоб (что-то голова тяжела нынче), посмотрел на круглый, коротко стриженый затылок Пети и подумал, что и затылок этот, и спина неподвижностью своей и формой напоминают каменную глыбу («Верно, что Петр!»). Игорь Саввич глубоко вздохнул и покосился на сидевшего слева Смушко. Степаныч, уловив внимание к себе, оторвался от бумаг, взглянул вопросительно, но отец Егорий лишь качнул головой: работай.

Община общиной, но вот отец Серафим вчера опять мягко намекнул: пора, мол, и за главное дело взяться.

«Мы тебя не торопим,– сказал он.– Однако знай, что списочек для тебя уже приготовлен».

«Список? – хмыкнул отец Егорий.– Имей в виду, я сам буду, с Божьей помощью, решать, кто чей! Без списков».

«Сам, сам,– тут же согласился отец Серафим.– Но и помощь тебе не помешает. Зло, оно, может, рядом бродит, закогтить тебя хочет!»

«Знаю»,– буркнул отец Егорий.

Мог бы добавить: не только бродит, но и когти свои кривые на его шкуре попробовало. Мог бы, а не сказал. Верующий человек отец Серафим, однако ж, если расскажет ему Игорь Саввич о ночи той,– не поверит. Вот ведь забавно! Об искушениях мучеников святых – верят. Искренне верят. Но с поправкой: прошлое все это. А нынче дьявол не серой пахнет. Деньгами, кровью, порохом бездымным – да. Но чтобы с хвостом и рогами – это уже по части клиник психиатрических. Что сие значит? Наивность? Гордыня? Или того же дьявола наваждение? Зло отцу Серафиму, другу старинному, видится в плясунах индийских да в юношах, что лютеранскую церковь Никольскому собору предпочли. А ежели кто монахов православных топором рубит – так это не церковное дело, а милиции.

«Вразуми, Господи, вразуми всех нас и на путь истинный направь!» – попросил отец Егорий. Вновь посмотрел в окно, на мокрую тьму, и показалось: ад уже здесь, рядом. И опусти окно – вытянется из ночи рука Преисподней и схватит ничтожного человека, бросившего ей вызов.

Пока размышлял он, «Волга» выехала уже на площадь Восстания, обогнула ее в толчее других машин, по большому кругу, чтобы нырнуть в темную щель Староневского. Мелькнуло мимо здание Московского вокзала. Петя ловко обошел пару машин, затем свернул на ближнюю к тротуару полосу и аккуратно остановился у самого перехода.

Игорь Саввич смотрел, как течет мимо окошка мокрая безликая толпа, смотрел, как бегут по стеклу капли, потом опустил стекло, вытянул наружу руку и, когда на ладонь упало несколько дождинок, растер влагу по горячему лбу. Напротив «Волги» стоял сутулый человек в плаще с капюшоном. Стоял и смотрел прямо на отца Егория. Но вряд ли видел его лицо в темной глубине салона. Мокрый плащ, плотно застегнутый на горле, руки в карманах… Отец Егорий поднял глаза и увидел бледное лицо с приоткрытым ртом… Замигал светофор, мотор «Волги» взрыкнул, и через секунду ведомая опытными руками машина ринулась вперед сквозь мелкую водяную пыль. В этот последний миг отец Егорий встретился глазами с человеком в плаще… и мороз прошел по спине.