Лицо у мальчика было почти ангельское, глаза – нежной лазури, в правом – желтая искра. Мальчик сморгнул – и искра исчезла.

– Давненько не читывал ее,– хрустальным голоском произнес мальчик, погладив черный переплет.– Да и зачем? Все ведь помню. Впрочем, и ты помнишь, а читаешь. Зачем?

Игорь Саввич смолчал, но мальчик посмотрел на него внимательно, а потом покивал, будто соглашаясь.

– Понимание истины подобно ветру и потоку,– заметил он.– Веришь ли ты мне?

Отец Егорий сжал зубы, чтобы не ответить резко, понимал: только этого ангелоликий и ждет.

Мальчик нахмурился. Выглядело забавно, учитывая детское личико. Но отцу Егорию смешно не было. Страх, липкий, как замороженная патока, пополз по его спине. Он увидел, как дым, текущий из черной трубки, вырос и обрел очертания сгорбленной лысой фигуры с длинным подбородком и носом, как клюв грифа. Фигура раздулась, побагровела, потянулась гримасничающей мордой к отцу Егорию, дохнула зловонно… и пропала.

– Не бойся, Горша! – сказал мальчик распластавшемуся по стене Игорю Саввичу.– Страстей больше не будет. Терпелив ты: того и гляди помрешь мучеником. А дело твое – гниль!

Отец Егорий молчал, только поджал губы. Мальчик залился смехом. Как колокольчик.

– Веры-то нет! – сказал он.– Нет ее тут – и не будет. Была – да всю выпили. Кровь праведников – не водичка!

– А раз нет – ты зачем здесь? – не выдержал отец Егорий.

– Да не здесь я! – встряхнул кудряшками мальчик.– Здесь и без меня сладится. Да и ты не здешний.

Вот староста твой толстошеий – он тутошний. И продаст тебя. Верней, уже продал. По чьему, думаешь, наущению гости твои? Кто тебя в этот дом привел? Не веришь мне?

– Кто ж тебе верит! – буркнул Игорь Саввич. Но усомнился.

– Ох, Горша! – Мальчик выпустил трубку (она тут же, в воздухе, и повисла), потер ладошкой круглый, с ямочкой, подбородок.– Сильный ты человек, Горша. И глупый. Сколько лет тебя учу, а ты знай упираешься!

– Всю жизнь с тобой и борюсь! – проворчал отец Егорий.

Страх его понемногу уходил.

– Верно! – Мальчик опять рассыпался бубенцовым перезвоном.– На том и выехал! Все ведь мое у тебя! Деньги, слуги, покровители! Давай борись!

– Вера моя – не от тебя!

– Ага! Так оно и безопасней! Чуть что – ангелы Божьи все одно вызволят! Так думаешь, а? – Мальчик согнал с лица улыбку.– Пес ты! Ноги прыткие, брех звонкий… – И вдруг взлаял по-собачьи, взахлеб.

Игорь Саввич подпрыгнул на месте от неожиданности, а мальчик подмигнул лазоревым глазом:

– Вот нет меня – и ты ни к чему! Только мясо жрать! Или еще врага найдешь? Борец!

– Болтай! – хмуро пробормотал отец Егорий.

– Худо тебе без меня будет! – сообщил мальчик, перебираясь на другой стул, поближе.– Да ты не робей! Бог твой мне от вас отступиться не даст! Не было б волков – овцы вмиг разбежались бы: на что им тогда пастырь? Не робей, собачья душа! Кусай их за ноги! Но помни: пасть у тебя волчья, зубастая! Забудешь хозяина – сам всех сожрешь. Потому и в породе твоей – без хозяина ни-ни. Чуть что, он тебя по носу – цык! «Не убий! Не возжелай!»

Я-то знаю, сам таким был! – И подрыгав короткими ножками: – Да знаешь ли ты, кто я?

– Зло ты,– равнодушно произнес Игорь Саввич.

– Дурак! – сердито сказал мальчик.– Зло! Зло! Что не по тебе – все зло! Р-р-гав! А я ведь люблю вас!

– Любишь,– кивнул отец Егорий.– Мучить!

– Дурак! Кого любят, с того и спрашивают! Кому от тебя более всего достается? Ближним твоим! Кто дитя не наказывает, тот… как там дальше?

– Речи змеиные и слушать не стану!

– Пенек! – вздохнув, сказал мальчик.– Ну, возрази мне! Бог твой со мной поспорить не гнушался!

Отец Егорий молчал, уставясь в закрытое снежной накипью окно.

Мальчик ждал. Взгляд лазоревых глаз передвигался медленно с предмета на предмет. Трубка погасла.

– Скучный ты,– сказал, так и не дождавшись ответа.– Сам скучный, и мысли твои скучные. Даже усомниться толком не можешь. Убью я тебя. И душу твою возьму.

Мальчик щелкнул пальцами, и пред ним возник крошечный, сантиметров десяти, Игорь Саввич.

Мальчик положил пухлую ручку на голову образа, и отец Егорий ощутил пудовую тяжесть, легшую на макушку. Он хотел подняться, просто сдвинуться, но гнет усилился, вжал его в табурет. Мальчик взялся второй рукой за шею гнома, и стальной обруч пережал горло отца Егория. Он руками схватился за горло, побагровел…

Мальчик ослабил пальцы:

– Ну, скажешь что-нибудь?

Отец Егорий мотнул головой.

«Пес,– подумал он,– пес?..»

Стальной обруч вновь сдавил ему трахею.

Мальчик глядел с интересом. Одна светлая бровка его комично приподнялась…

Глава пятая

Маленький Игорь Потмаков сидел на горячем песке. В двух шагах от него сползал вниз белесый языкрибоя. Чайки пластмассовыми игрушками подпрыгивали на волнах.

Рука Игоря сжимала твердый вафельный стаканчик, полный розового фруктового мороженого. Игорь лизнул выпуклую горку, зажмурился, лизнул еще, прихватил верхними зубами ледяной кусочек, открыл глаза и увидел пса.

Пегий вислоухий кобелек часто-часто дышал. Язык красной тряпочкой свисал сбоку. Коричневые, навыкате, глаза – на мороженом. Сидел, переминаясь иногда передними кривыми лапками, чуть поскуливал: «Ясно, что не даст. Но вдруг чудом…»

Игорек укусил еще раз. Ох, почему мороженое всегда так быстро кончается!

Песик заскулил чуть громче. Тоненько, будто свистел.

Игорек взглянул мельком, откусил еще крошку, тщательно изучил остаток. Почти половина.

Песик скульнул опять. Он подобрался поближе, протяни руку – коснешься круглой рыжей головенки. Игорь тяжело вздохнул. Откусил с краешка, с хрустящей вафельной корочкой… и положил остаток в перевернутую маску для плавания. Затем встал, стряхнул с трусов песок и, сделав три шага, плюхнулся в теплую воду.

Когда он вернулся, песик исчез. Маска была дочиста вылизана. Игорек вздохнул, все еще жалея мороженое (почти половина!), взял маску, ополоснул ее, надел, подсунул под резинку легкую пласт-массовую трубку, нырнул и повис над лохматыми от водорослей камнями. Крошка крабик бочком просеменил по песку. Игорек хотел схватить, но крабик улизнул под валун.

Лежать в воде лицом вниз так приятно. Солнце греет спину. Дышать совсем не трудно, хотя в изгибе трубки ворчит столовая ложка морской воды. А вот если бы подняться вот так, взлететь в воздух, как будто это вода, взлететь, поплыть над сонным побережьем, над разморенными солнцем пляжниками, над пирамидками кипарисов… Наверху не жарко. Папа говорит – там воздух холодней, чем внизу. Еще он сказал: дети – как ангелы. Маме сказал, но какая разница. Папа, он всегда говорит правду. Как ангелы. Значит, должны летать. Зачем ангелам рисуют крылья? Игорек знает – крылья им не нужны. Зачем крылья, если можно так, запросто, подняться над водой, лететь, лететь! А внизу белые крестики чаек, синяя, блестящая, как фольга, вода…