Шонни хмурится.

– Может, заедем в «Макдоналдс», – предлагаю я.

Мама пристально смотрит на меня:

– Ты голодна? Вас кормили в самолете?

– Я была бы не против перекусить.

Мы сруливаем с магистрали и подъезжаем к автозакусочной. Меню для ланча еще нет, и Шонни закатывает истерику. Мы останавливаемся на картофельных оладьях. Мама с Шонни берут колу, а я заказываю кофе.

– Ты теперь пьешь кофе? – удивленно спрашивает мама, передавая мне кружку.

Я пожимаю плечами:

– В Париже все пьют кофе.

– Ну, надеюсь, молоко ты тоже пока еще пьешь.

– Прямо как Шонни?

Мама стискивает зубы.

– Это особый случай. Его старшая сестренка приехала домой на Рождество… – Она показывает на канадский флаг на моем рюкзаке: – Что это?

– Мой друг Сент-Клэр подарил. Чтобы я не чувствовала себя не в своей тарелке.

Мама поднимает брови и выруливает обратно на дорогу:

– В Париже много канадцев?

Мое лицо вспыхивает.

– Просто вначале я чувствовала себя, понимаешь, ну как-то глупо. Словно одна из тех тупоголовых американских туристов в белых кроссовках и с камерами на шее. Поэтому он купил его для меня, чтобы я не чувствовала себя… не пойми как… американкой.

– Нет ничего зазорного в том, чтобы быть американкой, – отрезает мама.

– Боже, мама, я знаю. Просто имела в виду… ладно, забудь.

– Это тот английский мальчик, у которого отец француз?

– А это имеет какое-то значение? – Я злюсь. Мне не нравятся мамины намеки. – Кроме того, он американец. Он же родился здесь. Его мама живет в Сан-Франциско. И в самолете мы сидели рядом.

Мы останавливаемся на красном светофоре. Мама внимательно смотрит на меня:

– Он тебе нравится.

– О ГОСПОДИ, МАМ!

– Так и есть. Тебе нравится этот парень.

– Он просто друг. У него есть девушка.

– У Анны есть па-а-арень, – тянет Шонни.

– Нет!

– У АННЫ ЕСТЬ ПА-А-АРЕНЬ!

Я делаю глоток и давлюсь. Кофе отвратителен. Просто дерьмо. Нет, даже хуже, чем дерьмо, – оно, по крайней мере, органического происхождения. Шонни продолжает меня дразнить. Мама оборачивается, чтобы схватить его за ноги, которые снова стучат по креслу, и замечает мою гримасу:

– Детка, детка, один семестр во Франции, и мы уже мисс Утонченность. Твой отец будет счастлив.

Как будто это был мой выбор! Как будто это я просила отправить меня в Париж! Да как она вообще смеет упоминать об отце.

– У АНННЫ ЕСТЬ ПА-А-АРЕНЬ!

Мы возвращаемся на связующую штаты автомагистраль. Час пик, и на дороге в Атланту огромная пробка. Из машины, которая едет позади, гремят басы. Автомобиль перед нами пыхтит выхлопной трубой прямо в наш кондиционер.

Две недели. Осталось всего две недели.

«София» мертва. Мама выезжала на ней только три раза после моего отъезда, и теперь машина застряла в какой-то ремонтной мастерской. Моя машина, может, и кусок красного металлолома, но это мой кусок. Я купила ее на заработанные деньги, вытерпев зловоние киношного попкорна в волосах и маргарин на руках. И назвала в честь любимого режиссера – Софии Копполы. София создает эти атмосферные импрессионистские фильмы с безупречным стилем. Она одна из двух режиссеров-американок, номинированных на «Оскар».

– Почему тебя не может подвезти кто-нибудь из друзей? – спрашивает мама, когда я жалуюсь, что не могу поехать на ее «минивэне» на концерт «Грошовых ужасов».

– Потому что Бридж и Тоф уже будут там. Им нужно настроить инструменты.

Капитан Джек пищит, требуя внимания, поэтому я засовываю оранжевый шарик ему в клетку и чешу за ушком.

– А как насчет Мэтта?

Мы не общались уже несколько месяцев. Наверное, он пойдет, но это означает, что с ним будет Черри Миликен. Нет, спасибо.

– Я не собираюсь звонить Мэтту.

– Ну, Анна. Или Мэтт, или «минивэн». Выбор за тобой.

Я выбираю своего бывшего. Раньше мы были хорошими друзьями, и мне даже немного любопытно снова с ним встретиться. Возможно, Черри не такая уж и плохая, как мне казалось. Хотя нет, именно такая. Пять минут в ее компании, а я уже гадаю, как Бридж умудряется терпеть ее каждый день во время ланча. Я сижу на заднем сиденье. Черри оборачивается ко мне, и ее волосы взлетают, точно в рекламе витаминного шампуня.

– Итак. Какие в Париже мальчики?

Я пожимаю плечами:

– Парижские.

– Ха-ха. Ты забавная.

Неестественный смех – одна из ее особенностей. И что Мэтт в ней нашел?

– Что, ни одного выдающегося?

Мэтт улыбается мне в зеркало заднего вида. Не знаю почему, но я забыла, что у него карие глаза. Почему одним этот цвет добавляет привлекательности, а других приравнивает к серой массе? То же самое с каштановыми волосами. Сент-Клэр и Мэтт похожи. Глаза карие. Волосы темные. Они сильно отличаются ростом, и тем не менее… Это все равно что сравнивать трюфели в шоколаде с дешевым батончиком.

Я вспоминаю «трюфель». И его девушку.

– Как сказать.

Черри рассказывает Мэтту какую-то историю о том, что случилось в хоре, зная, что я не стану вмешиваться в разговор. А Мистер Батончик объясняет мне, кто есть кто, но мыслями я очень далеко. Бридж и Тоф. Бридж все такая же? Возможно ли, что мы с Тофом возобновим наши отношения с того же места, на котором закончили?

И тут меня как громом поражает. Я скоро увижу Тофа.

В последнюю нашу встречу мы целовались. И я помимо своей воли даю волю фантазии. Тоф находит меня в толпе и остаток концерта не отводит от меня взгляда, посвящая мне все песни. И вот встреча за кулисами. Мы целуемся в темном углу. Я почти готова провести все зимние каникулы с Тофом. К тому моменту, когда мы добираемся до клуба, у меня в животе порхают бабочки в самом хорошем смысле.

Однако, когда Мэтт открывает дверь, я понимаю, что мы вовсе не в клубе. Скорее в зале для боулинга.

– Это точно то самое место?

Черри кивает:

– Здесь играют лучшие подростковые группы.

– О!

Бридж забыла упомянуть, что собирается играть в боулинг-клубе. Но это ничего, все равно концерт – большое дело. К тому же я забыла, что мы несовершеннолетние, а значит, в настоящий клуб нас бы не пустили.

Внутри говорят, что нужно зарезервировать дорожку, иначе на концерт нас не пустят. Ну и естественно, взять специальную обувь. О нет! Я ни за что не надену туфли для боулинга. Сотни людей надевали это на ноги, и что же, один пшик лизола убьет все гадкие микробы? Сомневаюсь.