Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы двинулись в кабану номер 214 вдоль пляжа Хадрин Нок. Высокие пальмы, выстроившиеся по краю берега, были недвижны, море спокойно. Начинали сгущаться сумерки, хотя воздух по-прежнему был жарким и липким. Самый обычный вечер на Пхангане.
Мы боролись перед своей кабаной. Я проиграла, швырнула в него песком и ушла в океан. Все, что случилось потом, я записывала в блокнот для страховой компании SOS, сидя в одиночестве в тени за столиком в уличном кафе. Подушечки моих пальцев испачкались в чернилах, пока я заполняла страницы своим скомканным рукописным отчетом. А на самом деле единственное, что мне хотелось написать, – «это не наша вина».
Остаток дня 11 августа я провела, фотографируя пляж по требованию страховой компании, рассылая факсы и занимаясь звонками. Заполнение анкет и таскание документов с места на место почти заставили меня забыть о пустоте, от которой чесались ладони. Больше всего я тосковала по возможности просто держать его за руку. Я почти ощущала пальцы Шона, переплетавшиеся с моими собственными.
Ранним вечером я встретилась с Анат и Талией, и они настояли, чтобы мы пошли поесть и выпить. Девушки выбрали тихий ресторан на окраине городка, подальше от моря.
Принесли наш заказ, и я заставила себя проглотить пару кусочков. Я все время забывала, что беременна, пока не пыталась поесть. Тогда мой желудок сжимался, и я чувствовала, как кислота поднимается в глотку. Отставила тарелку в сторону и сосредоточилась на стоявшем передо мной стакане с водой.
– Есть одна вещь, о которой нам нужно с тобой поговорить, – Анат скрутила свои длинные черные волосы в пучок на затылке и наклонилась ближе ко мне, облокотившись на стол.
– Вам, девочки, пора уезжать… Все нормально. Они ведь должны скоро отпустить нас с Шоном, верно? Но вам не обязательно задерживаться. Вы и так достаточно сделали.
– Нет-нет-нет! Мы останемся с тобой, пока ты не сможешь уехать. Нам не это нужно тебе сказать… Была еще одна девушка. Ее ужалила медуза.
– О боже мой! – В груди закололо, я подавила рыдание. Стало тошно и холодно, голова закружилась. Я прижала ладони ко рту, мои глаза налились слезами.
– Это случилось вчера. На том же пляже, что и с Шоном. Она кричала и била руками по воде. Но у нее лишь маленький ожог на лице, вот такой, – Анат развела большой и указательный пальцы на дюйм или два, подняв руку к веснушкам на собственной щеке.
– Из-за Шона, – Талия коснулась моего плеча, – ее отвезли на моторном катере на Самуи. На большой остров. В большую больницу.
Я силилась вдохнуть. Из-за Шона.
– Но, Шэннон… – Анат примолкла и посмотрела на меня. – Сегодня она умерла.
Казалось, сквозь мое сознание одновременно пронеслась сотня мыслей. Все – врач, полиция, менеджер отеля – говорили, что Шон был первым за многие десятилетия, кого в Таиланде убила медуза. Все они утверждали, что это была аллергия. Это казалось единственным объяснением.
Но если это не была аллергическая реакция, значит, его ужалил кто-то, кто мог бы убить и меня. Как так получилось, что я не получила ожог? Он держал меня в воде, мои ноги обвивались вокруг его талии, пока щупальца обвивались вокруг его ног подо мной.
А потом он уронил меня. Уронил в воде на том самом месте, где его ужалила медуза.
Если бы она ужалила и Шона, и меня, наши смерти объявили бы результатом купания в состоянии алкогольного опьянения. Это сказали бы нашим родителям. Наши родители никогда ничего не узнали бы. Они до конца своих дней были бы уверены, что мы напились и утонули.
Что еще важнее, если бы та, другая девушка не умерла, если бы в той большой больнице ей помогли выжить, это означало бы, что и Шона, наверное, можно было спасти.
Но я не могла говорить. Я не могла сказать ничего этого вслух. Вместо этого я сидела молча, только смотрела и всхлипывала. Анат и Талия ждали – долго. Наконец я спросила:
– Сколько ей было лет?
– Двадцать три, – сказала Талия. – Ее звали Мунья.
– Мне так жаль! – продолжала Анат. – Но, Шэннон, ты не виновата, что она умерла. Ты ничего не могла сделать, чтобы спасти ее.
– Она плачет не поэтому, – сказала Талия, даже не глядя на Анат. Ореховые глаза Талии смотрели через стол прямо в мои, когда она говорила. – Она плачет потому, что теперь знает, что ничего не могла сделать, чтобы спасти его.
На следующий день, 10 августа, 23-летняя швейцарка была ужалена в грудь, руки, туловище и ноги у пляжа острова Пханган. Через считаные минуты она потеряла сознание. Была проведена немедленная реанимация, но за время перевозки в больницу на расположенном неподалеку острове Самуи сердце останавливалось еще дважды, Она умерла примерно через 12 часов после нападения.
Мы с Шоном, толкаясь, пробираемся по шумной и людной платформе к поезду метро в Пекине. Душная и влажная жара середины лета под городскими улицами особенно нестерпима. Шон со своим ростом в метр девяносто возвышается над толпой. Но я – маленькая, маленькая даже в Китае, и мое лицо вжимается в чью-то потную спину.
Струйки пота бегут по моим ногам, когда Шон протискивается сам и тащит меня мимо одетых в одинаковую форму школьников. Ученики постарше пытаются перелезть через младших. Подростки пытаются влететь в вагон с разбегу. Мы уклоняемся от острых локтей старухи. Люди, еще оставшиеся на платформе, начинают протестовать, их голоса усиливаются в гневном предчувствии, что там, на платформе, они и останутся.
Мы заранее договорились, на какой станции сойдем, если одному из нас не удастся сесть в поезд. Это не мешает маленькому костерку паники заняться в моей груди, когда меня выпихивают обратно на платформу. Двери вот-вот захлопнутся, а я не вижу Шона. Но в этот последний момент он тянется сквозь толпу, хватает меня за руку и втаскивает в вагон.
Женщина пристально следила за таксофонами на парковке, когда мы подъехали; она кружила вокруг телефонных кабинок и совала руки в серебристые прорези в поисках забытых монет. Я наблюдала за ней сквозь стекло, когда мы притормозили и въехали на автовокзал Сараево. Ее волосы были повязаны грязным платком, соломенного цвета пряди выбивались из-под него и торчали в разные стороны.
Она обернулась, чтобы посмотреть на лица пассажиров. Ее взгляд остановился на мне – не только единственной иностранке, но и, наверное, единственном человеке, который наблюдал за ней. Я отвела глаза.
Все мы высыпали из автобуса и столпились вокруг багажных отделений. Клубы пара от дыхания поднимались и таяли над нашими головами. Мы ждали. Люди прикуривали сигареты, потирали руки, топали ногами, стараясь не замерзнуть. Водитель вытаскивал из нижнего отделения автобуса сумку за сумкой. Большинство из них были одинаковыми – дешевые квадратные хозяйственные сумки из плетеного пластика, либо клетчатые, либо в белую, красную, голубую полоску; их еще иногда называют «беженскими сумками», и в развивающихся странах они мелькают везде. Но были и картонные коробки, разъезжавшиеся по швам и перехваченные бечевкой. К тому времени как водитель потянулся за моим одиноким рюкзаком, женщина с соломенными волосами была уже рядом со мной. Пар ее дыхания висел в воздухе между нами.