Апрель 1961 года

Эдит по своему обыкновению коротала время в душной мансарде. Сидела, дымя сигаретой. Но вот она сделала глубокую затяжку, последнюю, и положила окурок на небольшое фарфоровое блюдечко, расписанное ветками роз и украшенное монограммой «Х» по центру. Когда-то Кэлхун не разрешал ей курить. А уж пользоваться предметами из его драгоценных фамильных сервизов в качестве пепельницы – такое и вообразить себе невозможно. Но Кэла нет, и он ей больше не помеха. Кстати, он разрешал ей заполнять сигаретами собственный портсигар, раскуривать для него сигарету, делая при этом пару затяжек. Но вот иметь собственные сигареты было для нее непозволительно.

Она начала курить открыто на следующий же день после его гибели. И с этого же дня ее стало трясти всякий раз, стоило ей только было заслышать гул самолета в небе. И всякий раз она вспоминала при этом тот злополучный чемодан, который нашла в саду, и ту записку, которая все еще лежала под ее холодильником.

Уже все ее приятельницы купили себе новые холодильники. Бетси приобрела самую последнюю модель Frigidaire розового цвета и электроплиту в тон холодильнику. А она продолжала упорно цепляться за свой старый холодильник традиционного белого цвета. Его дверца была серьезно повреждена. СиДжей постоянно швырял в нее игрушки, а еще осталась вмятина после того, как он на полной скорости въехал в дверцу на своем трехколесном велосипеде. Он разогнался и таранил холодильник с такой силой, почти с яростью, которой никак не ожидала Эдит от столь маленького ребенка. Конечно, мальчики есть мальчики. Ее саму воспитывал и растил отец, нежный, заботливый, любящий. А потому знаний и опыта, какими бывают маленькие мальчики, да и дети вообще, у нее по сути не было. Но иногда, когда она слышала, как ее сынишка остервенело бьется головой о боковые стенки своей детской кроватки, а такие упражнения могли продолжаться по часу и более, она все же начинала тревожиться, что что-то с ребенком не так. Но Бетси и даже врач, который их наблюдал, уверяли ее, что ничего необычного в таком поведении сына нет. Многие детки так себя ведут. Дескать, для них это своеобразный механизм успокоения. Ребенок успокаивает себя сам, проникаясь ритмикой собственных движений. А иные дети любят, к примеру, пососать свой большой палец или постоянно расколупывают дырку на своем любимом одеяле.

Самое интересное, что механизм действительно действовал на СиДжея безотказно. И после такой артподготовки сын благополучно засыпал крепким сном и спал до самого утра. Разве что иногда, когда он слышал гул самолета, вой сирены где-то вдалеке или когда начиналась гроза с громом и молнией, он тут же немедленно возбуждался и снова начинал биться головой о перила, но проделывал это уже с раздражением и даже злостью.

Врач-педиатр предупредил Эдит, что всякий раз, когда у ее сына случаются такие приступы, она должна отнести его в безопасное место и позволять ему работать головой, сколько ему захочется. Но ни в коем случае нельзя брать его на руки, убаюкивать, ласкать и прочее. Иначе ребенок расценит это как уступку со стороны матери, как своеобразную награду за свое плохое поведение. Согласиться с подобными рекомендациями педиатра было трудно. Ведь Эдит любила сына. К тому же еще были слишком свежи в памяти воспоминания о той страшной ночи, которую они с ним пережили вдвоем. Иногда, когда он бился головой слишком уж яростно, она не выдерживала. Шла в детскую и брала СиДжея на руки. Что, если в его память тоже врезались события той роковой ночи, волновалась она. Она начинала гладить рукой его затылок, мокрые, слипшиеся от пота волосики на его головке, а мальчик начинал между тем биться головой уже в ее грудь. Ну, ничего страшного, уговаривала она себя. Останется небольшой синяк или сине-зеленые разводы, которые вполне можно скрыть от чужих глаз за глухим воротом блузки. На такие мелочи и внимания обращать не стоит. К тому же ей не привыкать к синякам. Уж чего-чего, а этого добра за свою семейную жизнь она поимела с лихвой. А значит, все в порядке. Все в полном порядке.

– Мама! Ты где? – услышала она голос сына. Девятилетний СиДжей кричал откуда-то снизу. Его неуемная энергия не стала с возрастом слабее. Напротив! Такая гиперактивность сына немного утомляла, но причин для беспокойства Эдит по-прежнему не находила. Мальчик растет. Ему надо бегать, прыгать, кричать, выплескивать энергию, носиться по дому как угорелому, бить стены, крушить все подряд, что попадается на пути. Только потом, после всех этих неистовств, мальчики становятся мужчинами.

Она слегка помахала перед собой рукой, разгоняя табачный дым, а заодно отгоняя прочь и свои мысли.

– Я уже спускаюсь, – негромко откликнулась она.

Хотя Кэлхуна не было в живых уже несколько лет, все равно оставались вещи, которые она не позволяла себе делать, как это было и при его жизни. Например, кричать во весь голос. Или носить слишком вызывающие или слишком короткие наряды. Сделать короткую стрижку, хотя волосы уже ниже пояса и с ними такая маята в жарищу. Или самой водить машину. А ей бы нравилось сидеть за рулем. И покупку машины она вполне может себе позволить, хотя она и понятия не имеет, с какого боку к ней потом подступить. Само собой, мужья приятельниц не отказали бы ей, помогли, дали бы несколько уроков по вождению. Но опять же… Оставаться с мужчиной наедине в салоне машины… Все это как-то неловко, даже неприлично. Нет, такого она себе позволить не может.

– Мама!

Эдит искоса глянула на пачку сигарет. Жаль, что нет времени выкурить еще одну сигаретку, подумала она и положила пустую пачку рядом с поделкой, которой сейчас занималась. Из этой пачки получится замечательный висячий балкон, который она установит с тыльной стороны многоквартирного дома. На этом балконе она развесит веревки с бельем, положит охапку дров для камина и, конечно, поместит женщину. Эдит мельком взглянула на личико куклы. Сомнения вызвал оттенок синего, который она выбрала для ее макияжа. Да и рисунок на блузке выполнен не очень аккуратно. Ей не терпелось побыстрее закончить эту работу, чтобы приступить к своему главному проекту. И самому большому к тому же. Именно он занимал в последнее время все ее мысли. Ночами, лежа без сна, она все гадала и прикидывала, с чего и как начать. Пожалуй, ни о чем другом она уже и думать не могла, ей даже стало трудно сосредотачиваться над другими поделками.

Однако нужно дождаться, по крайней мере, завтрашнего дня, когда СиДжей будет в школе. Сын не любит, когда она торчит часами у себя в мастерской наверху. Странно, но Кэлхун тоже не любил ее занятий. СиДжею запрещено подниматься в мансарду, и Эдит строго следила за тем, чтобы не забыть запереть дверь на ключ всякий раз, когда она спускалась вниз. Ключ от двери она прятала в укромном уголке, в самом дальнем углу стенного шкафа в своей комнате. Чтобы сделать запретный плод менее привлекательным, она постоянно твердила сыну, что наверху очень жарко и душно. Что в мансарде полно пауков и что она занимается там лишь тем, что мастерит китайские колокольчики из морских стеклышек. Эдит надеялась, что такое прозаическое занятие, как нанизывание стекол на лески, едва ли заинтересует сына настолько, что он займется поисками ключа.