– Нет! – отреагировала я с ходу и добавила: – Спасибо, но у меня полно работы в доме. К тому же я не очень большой любитель отдыха на воде.

Какое-то время Гиббс продолжил свои уговоры, хотя выражение его лица уже несколько поменялось. Теперь он производил впечатление человека, сосущего лимон.

– Это потому, что вы никогда не видели южных морей, таких как у нас в Южной Каролине. К тому же на сей раз мы и не собираемся на океанское побережье. Будем рыбачить на реке, в небольших бухтах в устье реки, на болотах. А на вас мы наденем спасательный жилет, на голову водрузим шляпу, снабдим кучей всяких солнцезащитных козырьков. Сидите себе на корме, дышите полной грудью и отдыхайте на всю катушку.

– Я вообще не люблю воду! – повторила я свой отказ, удивляясь про себя уже самой возможности выманить меня на прогулку по воде, когда я даже просто боюсь подходить к ней. Я почувствовала, как меня вдруг начал сотрясать самый настоящий озноб, словно я снова погрузилась в холодные пучины Атлантики. Да, тут уж никакие кондиционеры не помогут.

– О’кей! Нет так нет! Но помните, я вас приглашаю и мое приглашение остается в силе.

В голосе Гиббса послышалось явное облегчение. Тогда интересно, с чего он так старался? Заманивал меня на эту прогулку? Каковы его истинные мотивы?

– А что же касается вашего вопроса о Лорелее, то она сейчас вместе с Оуэном уехала в питомник. Хочет прикупить цветочную рассаду для сада. Она планирует вернуть ему прежний презентабельный вид. Может быть, вы ей подскажете, как тут все было во времена вашего детства? Вы ведь наверняка помните… Ей хочется привести сад в порядок, а уже потом заняться поисками работы.

Гиббс посмотрел на меня серьезными глазами, прежде чем приступить к изучению инвентаризационного списка. Он быстро перелистал страницы, мельком прочитав написанное, а потом вручил блокнот мне.

– Ничего интересного. Ничего такого, что мне захотелось бы взять себе на память. Это все – ваши вещи. Пользуйтесь ими на здоровье.

– Но разве вы не видите, какие суммы проставлены против некоторых из этих предметов? Правда, это приблизительная оценка. Но все равно. Речь ведь идет о живописных полотнах, об антикварной мебели, о фамильном серебре. Можем переговорить с мистером Уильямсом, выработать какие-то общие критерии…

– Повторяю! В этом доме меня интересует лишь небольшое количество предметов исключительно личного характера. Это мои личные вещи, и они, по большому счету, ничего не стоят. Да и вообще мне не нужны деньги. И старая мебель тоже не нужна. Я просто не хочу ничего из этого старья. Отныне это – все ваше. Выиграли, так сказать, в честной борьбе.

Кровь ударила мне в голову.

– Я ни с кем не боролась! Умер мой муж.

– Конечно-конечно! Простите меня! Только что я сморозил откровенную глупость.

На лице Гиббса я не прочитала особого раскаяния, но сделала вид, что извинения приняты. После чего положила блокнот с результатами инвентаризации на круглый столик, стоявший недалеко от двери. Желая сгладить возникшую неловкость, я сменила тему.

– Кажется, мне удалось отыскать те фотоальбомы, которые вас интересуют. Они там, наверху, в коридоре, вместе с другими коробками, помеченные вашим именем. – Я замолчала, все еще внутренне колеблясь, а стоит ли говорить ему то, что я собиралась сказать. Но все-таки я решилась: – Правда, я пока еще не поднималась в мансарду. Но там наконец открыли окно, и воздух стал свежее. Думаю, теперь там можно дышать. Если хотите, можем подняться наверх прямо сейчас, вместе… Если у вас, конечно, есть время.

Внезапно я поняла, что веду себя по-дурацки, словно ребенок, который боится темноты. Но что поделать? Всякий раз, когда я приближалась к двери, ведущей в мансарду, я вспоминала, как Дебора Фуллер рассказывала мне о том, как она маленькой девочкой собирала стеклышки на берегу океана для Эдит Хейвард, а потом прятала их в укромном уголке крыльца, где их не смог бы обнаружить ее муж. Или о том, как она пару раз видела лицо Эдит в окне мансарды. И вот сейчас, взявшись за ручку двери, я почувствовала себя Пандорой, приготовившейся открыть злополучный ящик. Ну да, все мы задним умом богаты. Вот и я… Возможно, я просто страшусь того, что могу там обнаружить. А может быть, мне доставляет маленькое удовольствие осознавать, делая при этом вид, что я полностью игнорирую свой внутренний голос, что это Кэл толкает меня сделать нечто такое, чего я категорически делать не хочу. Вот я и упираюсь из последних сил.

– Вы еще не поднимались в мансарду? – страшно удивился в свою очередь Гиббс.

– Нет, – коротко бросила я и отвернулась от него, чтобы он не заметил, как я покраснела. – Но мы вполне можем сделать это прямо сейчас. Вместе.

Мы поднялись по лестнице на второй этаж. Горячий воздух ударил в лицо волной, и от этой невыносимой духоты мне стало еще тоскливее. Гиббс молча глянул на ворох коробок, подписанных его именем, аккуратно сложенных в коридоре. Потом подошел к дверям, ведущим в мансарду, и остановился рядом со мной. Я продолжала нерешительно топтаться возле двери.

– Кстати, я там установила новенький кондиционер. Заплатила целых шестьдесят восемь долларов. Словом, истратила кучу денег, но без него я бы не рискнула туда подняться и под дулом пистолета.

Глаза Гиббса расширились от удивления, что сразу же напомнило мне о том, что вообще-то все кондиционеры в доме были установлены уже три дня тому назад. Так что времени для изучения мансарды у меня было более чем достаточно.

Я сделала глубокий вдох и сосредоточила внимание на собственных мокасинах, кажется, впервые заметив, как облупились и облезли носки башмаков. Большинство людей на пожарах погибают от удушья угарными газами, а не от огня. Огонь сжигает весь кислород в помещении, и оно мгновенно наполняется ядовитым дымом и вредными газами, иногда еще даже до того, как пламя уже непосредственно проникает в данную комнату. Не стану даже гадать, почему именно эта прописная истина, вызубренная моим покойным мужем в годы учебы в академии противопожарной обороны, вдруг пришла мне в голову.

С наигранной решительностью я снова взялась за ручку двери и широко распахнула ее на себя. Узкая крутая лестница из потемневшего от времени дерева, но без каких-либо следов краски, вела наверх. Высокие ступеньки, по которым будет неудобно карабкаться, а потом, уже вскарабкавшись на самый верх, страшно будет посмотреть вниз.

– Пожалуй, я пойду первым, – сказал Гиббс и решительно поставил ногу на первую ступеньку.

Что мне категорически не понравилось. Конечно, все мы наслышаны об особой куртуазности мужчинюжан. И все же не мешает поставить его на место прямо сейчас. Пусть тут не щеголяет передо мною своим мужским превосходством.

– Это потому, что я – женщина, да?

Он глянул на меня, с трудом сдерживая усмешку.

– Да, частично это дань хорошим манерам. Но главным образом потому, что вы в юбке. – Он махнул рукой в сторону крутых ступенек лестницы и добавил: – Думаю, что мы уже достаточно знакомы для того, чтобы я позволил себе сделать такое замечание.