– Я сказала ей, что Бог в ветре, в деревьях, в камнях. Он во всем.

Ее муж Питер, кажется, смущен.

– Ну, может, не во всем, – говорит он.

– Во всем.

– И в той бетономешалке?

– Да.

– В вилочном погрузчике?

– Да, а почему нет?

Питер качает головой:

– Всему есть предел.

Но я знаю, о чем говорит Джессика. За последнюю пару недель я не то чтобы совершил «прыжок к вере», но сделал осторожный детский шажок. Не знаю почему. Думаю, что ежедневная трехразовая молитва дает постепенный эффект.

Главное в том, что я не считаю мир набором бездушных кварков и нейтрино. Временами – не всегда, но иногда – мир освещается святостью, словно кто-то включает огромную галогеновую лампу, и Вселенная становится мягче, объемнее, дружелюбнее.

Теперь я часто удивляюсь разным вещам. До вилочного погрузчика дело не дошло, но меня изумляют струйки дождя, которые змейками стекают по ветровому стеклу. И как искажается мое лицо, отражаясь в миске. Словно я только что затянулся косяком. Я чувствую себя как Уэс Бентли[132], который распинается о танцующем пластиковом пакете в фильме «Красота по-американски».

Я заметил, что моя походка стала легче, я словно скольжу на коньках, потому что Земля кажется мне священной. Вся, включая участок перед пиццерией у моего дома.

Все хорошо и даже прекрасно, да? Единственная проблема: это не Бог древних израильтян. Не Бог еврейского Писания. Там он интерактивен. Он вознаграждает и наказывает людей. Спорит с ними, ведет переговоры, прощает и время от времени стирает с лица земли. У Бога еврейского Писания есть человеческие эмоции – любовь и гнев.

У моего Бога их нет. Он безлик. Это Бог Спинозы. Или Пауля Тиллиха, протестантского теолога, который считал, что Бог есть «основание бытия». Или рыцарей-джедаев. Это мощная, но неясная всепроникающая сила в несколько усложненной версии пантеизма. Я даже не знаю, можно ли сказать про моего Бога, что у него есть великий план, и тем более перемены в настроении. Буду ли я постепенно приближаться к подлинно библейскому Богу? Не уверен.

…И сказал мне Господь: встань, пойди в путь…

Второзаконие 10:11

День 127. Прежде чем купить билеты в Израиль, хочу удостовериться, что дядя Гил будет на месте. Я взял его номер у израильского друга-ортодокса. Это оказалось удивительно легко. И я звоню.

Я планирую действовать под прикрытием. Не скажу, что я его бывший племянник. Это же не ложь, правда? Просто опущу кое-какую информацию. Если я не буду для него бывшим родственником, то он и не подумает, что получил мое молчаливое одобрение. Ведь именно этого и боится моя семья.

Я набираю четырнадцать цифр. Слушаю гудки.

Сердце громко бьется. Я не нервничал так с тех пор, как звонил Джули, чтобы позвать на первое свидание.

– Алло!

Не знаю, чего я ожидал: зычного голоса, говорящего на арамейском? В общем, у него совершенно обычный американский голос среднего регистра.

– Можно поговорить с Гилом?

– Слушаю вас.

– О, вот хорошо. Понимаете, я писатель и работаю над книгой о попытке жить по Библии, и вот я буду в Израиле и…

– Как вас зовут?

Отчасти я надеялся, что буду проходить под псевдонимом «Писатель». И что же теперь делать? Выдумать фальшивое имя? Это будет ложью. Ну ладно, может, он не узнает меня по имени. Я никогда его не видел, а у тети Кейт другая фамилия.

– Меня зовут Эй Джей Джейкобс.

– О! Вы родственник моих дочерей.

Итак, замысел рухнул. Мы назначаем день, когда я приду к нему на ужин. Нарушение семейного запрета так беспокоит меня, что три часа не могу уснуть.

…И напиши их на косяках дома твоего и на воротах твоих.

Второзаконие 6:9

День 128. Я посвятил много времени и внешности, и душе. Но, кажется, еще недостаточно библифицировал мой дом. Пока я всего-то очистил квартиру от изображений, граничащих с идолопоклонством, пусть даже в роли идолов выступают знаменитости: постер с Рэем Чарльзом на джазовом фестивале в Монтерее и полдесятка фотографий Джули рядом со звездами, к которым она приставала на мероприятиях или просто на улице (Джули и недовольный Уиллем Дефо[133], Джули и скептичный Тупак Шакур[134]и так далее).

Итак, сегодня я, как указано во Второзаконии, собираюсь написать отрывок из Библии на нашем дверном косяке. Сообщаю об этом Джули, и она высказывает мне две собственные суровые заповеди.

1. Ни при каких обстоятельствах не допускай, чтобы Джаспер увидел, как ты пишешь на косяке. Мы боремся с использованием мелков не по назначению. И твой пример тут точно не поможет.

2. Пожалуйста, пожалуйста, пиши карандашом. «Не хочу, чтобы мне звонили из домоуправления. И не хочу платить за работу маляра».

Я обещаю их выполнить.

В конце сорокалетнего скитания евреев по пустыне Моисей велел им написать слова Бога на дверных косяках и воротах. Отсюда произошла «мезуза» – расположенная по диагонали коробочка, которую мы (как и большинство других евреев) прибили у входа в дом.

Традиционно текст для мезузы создает сертифицированный писец. Мы получаем готовый результат. Но в Библии буквально говорится, что мы должны сами писать на своих дверных косяках – и предположительно именно так и поступали древние евреи.

Но что же написать? Моисей говорит: «Слова сии, которые Я заповедую тебе сегодня». Я думаю, как бы уместить сотни заповедей мелким шрифтом, но в итоге выбираю известные десять – они появляются в Библии прямо перед отрывком про дверные косяки. (Между прочим, в традиционные мезузы кладут свиток с известной молитвой, которая на иврите называется «Шема»: «Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть!»)

Я беру карандаш Officemate № 2, отвлекаю Джаспера конструктором LEGO, подпираю дверь в квартиру, чтобы она оставалась открытой, и начинаю медленно, очень медленно писать Божьи слова на косяке цвета авокадо. Это занимает у меня час. Все это время я вдыхаю загадочный запах, который всегда веет из квартиры 5R (думаю, они там нелегально делают рыбные консервы), прерываюсь между заповедями, чтобы потрясти рукой, и тщательно слежу, чтобы не сделать лишнюю петлю или черточку).

Вначале ощущения странные. Как будто я стал библейской версией Барта Симпсона[135]у классной доски. Нервничаю: не совершаю ли я вопиющий грех, проигнорировав многовековую традицию? Ортодоксальные иудеи, возможно, так бы и сказали. Скорее всего. Как ни странно, есть целых 4649 указаний, как сделать правильную мезузу. Надо писать пером, взятым у кошерной птицы вроде гуся или индейки. В свитке должно быть двадцать две строки. И так далее, и тому подобное. Я же импровизирую.