А между тем необходимо отметить, что именно русские, кроме всего прочего, приносят с собой специфический культурный код, который позволяет должным образом оформить существующую на Северном Кавказе политическую и социальную систему и заставить её эффективно и чётко функционировать. Для исправления этой пагубной ситуации русскому народу необходимо придать официальный юридический статус, придающий ему государствообразующий масштаб. Что при этом, и это надо оговорить отдельно, никак не означает создания так называемой «русской республики» в составе РФ. Ибо сама Россия как государство создана на основе культурно-цивилизацонных кодов русского народа. Именно в таком статусе русский народ выступает в качестве фундаментальной «скрепы», интегрирующей Северный Кавказ с российским государством в целом. Да и сколько «русских республик» должно быть на территории России, если русские проживают не компактно и при этом составляют большинство?

И без того тяжёлую политико-социальную ситуацию в регионе, свойственную позднесоветскому периоду, усугубили события октября 1993 года, закрепившие на конституционном уровне потенциально подрывной субъектный статус регионов РФ. Последовавшее за этим принятие Конституции РФ и закрепление за этносами de facto полноценного «национального статуса» — то есть статуса фактических национальных государств — «низвело политические партии и общественные организации до роли статистов в политической драме, разыгрываемой высшими должностными лицами исполнительных структур и их партнёрами в деловых и финансовых кругах»[294]. Таким образом, масла в огонь подливает не только факт отсутствия официального признания существования государствообразующего русского народа, но и явно некорректные формулировки в российском законодательстве, позволяющие ассоциировать этнос со статусом «национальности», с последующим становлением на её основе политической нации, а этническим административным территориям — статус «национальных республик», следовательно, получать формальное право на провозглашение своей государственной независимости. Более того, угроза сепаратизма имплицитно заложена в Конституции и Федеративном договоре бывших национальных автономий РСФСР, фактически получивших статус субъектов международного права — республик, обладающих полнотой или частью государственного суверенитета. С правовой точки зрения спор о носителе государственной субъектности между федеральным центром и республиками окончательно не решён, а отложен по политическим соображениям. Противоречия, заложенные в федеративном устройстве современной России, порождают сепаратистские тенденции, приводят к возрастанию напряжённости в межэтнических отношениях. Особенно это касается регионов с полиэтничным и мультирелигиозным составом населения, таким как Северный Кавказ и Поволжье[295]. И здесь помочь может именно присутствие «русского фактора», способного демонстрировать волю к построению и сбережению российского государства.

Негативное влияние оттока русских на состояние экономической, административной, научно-образовательной систем Кавказа как очевидное явление отмечается всеми исследователями. Обратное утверждение в ходу разве что в рамках пресловутого «северокавказского дискурса», о котором уже шла речь в Главе 2, и в рамках которого осуществляется банальная подмена понятий. Следует ещё раз подчеркнуть, что «русский вопрос» в данном случае является элементом общего комплекса хозяйственных проблем, связанных с моноэтнизацией «национальных республик». Как отмечает Владимир Маирбекович Гатеев, «разделение труда по национальному признаку характерно для полиэтнического населения Северного Кавказа. Разделение труда между национальными группами (например, между кабардинцами, балкарцами, русскими и т. д. в Кабардино-Балкарии, между карачаевцами, черкесами, русскими, ногайцами и т. д. в Карачаево-Черкесии), закрепление отдельных видов деятельности за представителями конкретного этноса в стабильные и благополучные периоды развития общества не вызывают обострения этнополитической напряжённости. В стабильном обществе это воспринимается как нормальное явление. Так, например, в Дагестане аварцы, рутульцы, цахуры, агулы и другие издавна заняты большей частью овцеводством, даргинцы и лезгины — овцеводством и садоводством, кумыки — зерновым хозяйством и овощеводством, лакцы — овцеводством и специализируются в различных ремеслах, табасаранцы — земледелием, садоводством и ковроткачеством. В сознании каждого народа региона складывается система оценок и ценностей, определяющих престижность того или иного вида деятельности, в результате чего в полиэтническом обществе Северного Кавказа складываются этнопрофессиональные ниши, традиционно, зачастую в течение многих поколений закрепляемые за представителями этнических групп»[296]. Расширение сфер экономического присутствия титульных этносов приводит к вытеснению нетитульных этносов из традиционно занимаемых ими хозяйственных ниш, что лишь усугубляет дисбаланс и системные сбои в экономике республик. Особенно это касается тех сфер, которые изначально создавались, развивались и поддерживались русскими. В этом смысле они изначально не относились к традиционным сферам деятельности для «коренных» народов и этносов Северного Кавказа. Очевидно, что фактор русского населения занимает в данном контексте особое место, поскольку, как было сказано в Главе 2, именно с русским присутствием связано функционирование наиболее сложных, технологически и интеллектуально ёмких компонентов экономической и гуманитарной сфер. Как следствие — с поступательным ухудшением хозяйственно-экономической ситуации в регионе, чему способствует отток русских, экономически обесточенные субъекты покидает и коренное население. В итоге весь процесс приобретает лавинообразный характер и грозит привести к полному экономическому параличу региона.

Уже сегодня дотационный статус северокавказских республик носит хронический характер, что порождает в умах жителей районов центральной России опасную идею, являющуюся зеркальным отражением кавказского этносепаратизма — идею об экономической целесообразности вывода «иждивенцев» из состава РФ. А у этнических элит, напротив, возникает иждивенческое отношение к федеральному центру, который готов откупаться от социально и экономически неблагополучного региона огромными отчислениями из федерального бюджета. Являясь крайне близорукой с собственно экономической точки зрения, эта идея не выдерживает никакой критики с точки зрения геополитики и перспектив изменения культурно-цивилизационной картины евразийского материка.