Нахмурившись, Кэтрин призналась:

— Кажется, я не понимаю.

Но прежде чем он успел ответить, дверь бесцеремонно распахнулась и в комнату вошла Соланж.

— Куда уехал мой брат? — отрывисто спросила она.

Не ответив ей, Кэтрин обратилась к Али:

— Что касается дела, о котором мы говорили, — если сможешь убедить моего мужа, я подчинюсь его решению.

— Отлично, мадам, и я помню о вашем ужине и ванне. — Низко поклонившись, Али вышел.

Дверь за ним закрылась, и Кэтрин повернулась к Соланж.

— О чем ты говорила?

— Я спросила, где мой брат! — отчеканила Соланж каждое слово, ее лицо покрылось пятнами от возмущения, что Кэтрин заставила ее ждать перед слугой.

Кэтрин не собиралась враждовать с Соланж, лишь хотела обезопасить Али от ее гнева. Собрав волю в кулак, она спросила:

— Разве тебе никто не сказал? Рафаэль получил записку из Кипарисовой Рощи.

— Записку? И что в ней было?

— Насчет пари, — ответила она, не желая признаваться, что ей самой ничего не известно. — Ты же знаешь мужчин и их чувство долга.

— В такой час? — недоверчиво произнесла Соланж.

Кэтрин ответила, выдавив улыбку:

— Да. Думаю, он вернется довольно поздно. Ты хотела поговорить с ним о чем-то важном?

— Нет-нет, — ответила девушка, отводя глаза в сторону. — Ничего особенного. Но мне правда кажется, что он мог бы сообщить мне.

Почувствовав что-то вроде сострадания, Кэтрин ответила:

— Полагаю, если бы он знал, что ты будешь так расстроена, то сказал бы. Но ты должна помнить, что он жил один все эти годы, поэтому не привык предупреждать о своем отсутствии.

Соланж кивнула. Затем в ее глазах появился хитрый огонек.

— Какая ты понимающая. Что касается меня, я бы не потерпела, если бы мой муж уехал, оставив меня через неделю после свадьбы. Или ты мудро держишь его на длинном поводке? Признаюсь, на твоем месте я бы рвала и метала, особенно с таким, как Раф, — человеком с охотничьим инстинктом. Знаешь, мужчины Наварро всегда обожали преследования. Однако им быстро становится скучно, как только жертва попадает в их цепкие когти. Конечно, тебе ничего не грозит, пока Рафаэль не приведет домой новую добычу, как сделал мой отец.

— Кто тебе об этом рассказал? — резко спросила Кэтрин.

— Что тут ответить? Я не помню. Тебе кажется, что подобная тема слишком груба для моих юных ушей? Это весьма глупо, Кэтрин. Не сомневаюсь, что могла бы кое-что рассказать тебе о твоем замужестве.

— Правда? Еще больше наставлений мадам Тиби, полагаю?

— Мадам Ти считает, что девушка должна знать подобные вещи.

В этом была доля правды, хотя Кэтрин при всей своей неискушенности знала, что это была не вся правда. Желание мужчины по отношению к женщине и соединение в этом желании двух тел не было чем-то неприятным, как внушили Соланж. Но, прежде чем Кэтрин удалось найти подходящие слова, чтобы выразить эту мысль, девушка повернулась и схватилась за дверную ручку. На ее лице появилось насмешливое выражение, которое делало ее похожей на брата.

— Также мадам Ти говорит, что женщина, которая доверяет мужчине, глупа и заслуживает, чтобы ее предали.

Не обращая внимания на этот злобный выпад, Кэтрин задумчиво сказала:

— Должно быть, твою компаньонку в молодости обидел какой-то мужчина. Это заслуживает сожаления, Соланж.

— Избавь от своего сочувствия, — вскрикнула Соланж, и ее лицо вспыхнуло от неожиданной ярости, — и от своего присутствия!

Девушка вылетела из комнаты, и Кэтрин вздохнула. Смогла ли она достучаться до нее? Вряд ли, учитывая сильное влияние мадам Тиби. Как ей удалось добиться такого контроля над Соланж и прислугой? Если этот контроль объяснялся страхом, то чего все боялись? «Магии темноты»? Неужели Али имел в виду черную магию?

Дверь в спальню Кэтрин резко распахнулась и ударилась о стену. В дверном проеме стоял Рафаэль, его смуглое голое тело очерчивалось светом свечи, стоящей в комнате позади него. Кэтрин села на постели, широко раскрыв глаза и побледнев от испуга. Она знала, что ее муж уже вернулся, слышала, как он передвигался по соседней комнате, слышала, как закрылась дверь за Али. Однако она не могла понять, чем был вызван его гнев, сквозивший во всех движениях тела и стремительных, по-кошачьи бесшумных шагах, когда он направился к ней.

— Что такое? — спросила она тонким голоском, за который ей тут же стало ужасно стыдно.

Рафаэль не подал виду, что услышал.

По ее телу пробежала нервная дрожь. Самообладание покинуло ее перед дикой яростью его глубоких черных глаз. Она отодвинулась назад, натянув покрывало. Но он крепко сжал ее руку и притянул к себе. Запустив пальцы в ее распущенные волосы, он запрокинул голову жены назад и настойчиво накрыл ее уста своими губами. Уже через секунду ей сдавило легкие, потому что он перекинул ее через свое плечо и прижал колени. Красная пелена боли застлала ей глаза, когда Кэтрин почувствовала, что ее выносят из комнаты.

Ее с силой перебросили назад, так что даже голова запрокинулась, а когда она приземлилась на мягкий матрас, то почувствовала вкус крови во рту, потому что прикусила губу. Ее грудь тяжело поднималась и опускалась, и она с трудом дышала; Рафаэль лег рядом и крепко сжал в руках ее тело. Ночная рубашка была сорвана, и Кэтрин накрыло его теплое упругое тело. Она качала головой из стороны в сторону, слабо противясь происходящему, на что ее муж не обращал никакого внимания. Кэтрин начала царапать ему руки, которые и без того были в рубцах. Затем здравый рассудок восторжествовал, а с ним пришло осмысление. Ее руки слабо опустились на простыни. Закрыв глаза, она пассивно лежала, ни о чем не думая, и очнулась, лишь когда он перекатился с нее.

Они долго лежали в тишине, тяжело дыша. Внезапно Рафаэль снова повернулся и страстно притянул ее к себе.

— Ты моя жена, Кэтрин, — произнес он ей на ухо низким глубоким голосом. — Можешь забывать об этом или игнорировать на свой страх и риск.

— Я не собираюсь забывать, — ответила она, когда мышцы на ее шее расслабились.

— Тогда зачем было переходить в отдельную комнату?

— Я… я так поняла, что мужчины Наварро спят одни.

Она в точности передала то, что сказала ей Соланж, но не стала упоминать имя девушки, потому что в памяти всплыли слова Фанни об отношении Рафаэля к своей сестре.

— Так поступал мой отец по настоянию мамы, и это одна из причин, почему я поклялся никогда не соглашаться на подобное в своем браке.

— А вторая? — дерзко спросила она.

— Постоянная потребность в тебе, chérie, потребность, съедающая меня изнутри, лишая силы воли и сдержанности. Конечно, глупо с моей стороны говорить тебе об этом, и все же, наверное, я тебе слишком много должен.