Одними из первых перешли в наступление Николай Селивановский и его подчиненные. На их счету уже имелась успешная операция, получившая кодовое название «ЗЮД». Она была связана с внедрением в абвер-абвергруппу 102 под видом перебежчика лейтенанта Красной армии Петра Прядко. Результаты, достигнутые в ходе этой операции, оказались столько значимы, что ее взял под личный контроль начальник Управления особых отделов НКВД комиссар госбезопасности 3-го ранга Виктор Абакумов. Они вдохновили Селивановского на реализацию еще более дерзкой по своему замыслу операции. Он задумал внедрить в абвер советского разведчика, но теперь уже под легендой немецкого офицера, а именно переводчика 258-й стрелковой дивизии лейтенанта Ибрагима Аганина.

Тот и не подозревал, что вскоре в его службе и жизни произойдет невероятный поворот. Об этом ему думать было некогда, в последнее время Аганин практически не покидал блиндаж, принимая участие в допросах немецких военнопленных. В те январские дни 1943 года они нескончаемой чередой проходили через фильтрационные пункты военной контрразведки.

В свете нещадно чадящего фитиля, изготовленного из гильзы крупнокалиберного пулемета, лица Ибрагима и старшего оперуполномоченного Особого отдела 258-й стрелковой дивизии капитана Густова Федорова напоминали восковые маски. Перед ними на наспех сколоченном из досок столе лежали пакет с фотографиями, дневниковые заметки, исполненные от руки, и карта 134-го пехотного полка вермахта. В верхней ее части стояла размашистая подпись командира — полковника Бойе. Сам он, закутанный в бабий платок, с отмороженным носом, выглядел жалким и потерянным. Федоров смерил его презрительным взглядом, задержал на карте; она уже не представляла никакого интереса, 134-й полк почти в полном составе нашел свою могилу в Сталинграде, повертел в руках дневник, передал Аганину и предложил:

— Ибрагим, ну-ка переведи, что тут написано.

Аганин пробежался взглядом по титульному листу и сообщил:

— История 134-го пехотного полка, или Борьба немецкого мастера против Советов.

Федоров хмыкнул и с презрением бросил:

— Был мастер, да весь вышел! Теперь на лесоповале с топориком в руках блеснет мастерством.

Бойе заерзал на табуретке. Это не укрылось от внимания опытного контрразведчика, и он заметил:

— Ибрагим, обрати внимание, а фриц-то задергался. Интересно, что такого в этой книжонке написано?

— Похоже, то, чего он больше всего боится, — предположил Аганин.

— А чо ему бояться, глубже двух метров не зароют и дальше Магадана не пошлют. Ладно, с книжонкой позже разберемся, — не стал углубляться Федоров, взял пакет с фотографиями и встряхнул.

На стол упала большая фотография Бойе в парадном мундире, за ней, подобно опавшим осенним листьям, посыпались остальные. Федоров и Аганин взглядом пробежались по ним и онемели. На фотографиях были запечатлены горящие дома, бегущие в ужасе люди, порушенные памятники советским вождям, исковерканная взрывами боевая техника, искромсанные гусеницами танков тела красноармейцев и мирных граждан. Последняя фотография потрясла Аганина. Холеный гитлеровец, забравшись на груду обгоревших тел советских танкистов, широко расставив ноги-тумбы, со всего маху вонзил штык карабина в грудь батальонного комиссара, и скалился в объектив.

Эта жуткая «коллекция» Бойе взорвала Федорова. Он набросился на гитлеровца и принялся его душить. Ибрагим пытался оттащить его в сторону, но безуспешно. Мгновение, другое, и с Бойе было бы покончено. Внезапное появление в блиндаже капитана спасло гитлеровца. Русоволосый крепыш пришел на помощь Ибрагиму, они с трудом оторвали Федорова от Бойе. Тот тряпичной куклой сполз на пол. Какое-то время в блиндаже были слышны скрип досок под ногами, тяжелое дыхание и хрипы, вырывавшиеся из груди Бойе. Он с трудом пришел в себя и, опираясь спиной о стену, поднялся. Федоров окатил его испепеляющим взглядом и сквозь зубы процедил:

— У-у, тварь, убить тебя мало.

— Густов, ты чо? Это же пленный! Возьми себя в руки! — потребовал капитан.

— Тварь он конченая, Володя, а не пленный! Вон глянь! — Федоров махнул рукой на груду фотографий на столе.

Капитан склонился над ними, на его скулах заиграли желваки и, ничего не сказав, распахнул дверь блиндажа и позвал:

— Часовой, ко мне! На пороге возник красноармеец.

— Пленного доставить в комендатуру! — приказал капитан.

— Есть! — принял к исполнению красноармеец и взял автомат наизготовку.

Бойе вжался в стену, с его побелевших губ сорвалось:

— Найн! Найн!

— Лейтенант! — капитан обернулся к Аганину и распорядился: — Скажи фрицу, мы не они! Это трибунал решит, жить ему или нет!

Ибрагим перевел. Бойе обмяк и, подчиняясь часовому, шагнул на выход. Капитан проводил их тяжелым взглядом и обратился к Ибрагиму.

— Ты Аганин?

— Так точно! — подтвердил Ибрагим.

— Я, Ильин, сотрудник Особого отдела Сталинградского фронта, — представился капитан и распорядился: — Поедешь со мной, лейтенант!

— Я?.. Зачем? — насторожился Ибрагим.

— Чо, испугался?

— Никак нет, товарищ капитан.

— Ну раз нет, то поехали.

— Куда, объясните, товарищ капитан? — добивался ответа Аганин.

— Много будешь знать, рано состаришься, — отшутился Ильин и поторопил: — Все будет нормально, лейтенант. Давай шустрее, пока у фрицев ужин.

Добродушный вид контрразведчика развеял опасения Ибрагима, и он подчинился. Прощаясь с Федоровым, Ильин не удержался от упрека.

— Густав, а ты заканчивай заниматься рукопашкой. Воевать с пленными — последнее дело!

— Володя, но ты же видел эту сволочь! Он же… у Федорова не нашлось больше слов.

— Еще не то увидим, так что побереги себе нервы, они еще пригодятся, — закончил разговор Ильин и покинул блиндаж.

В укрытии их ждал испытанный армейский трудяга — «козлик». Они заняли места, водитель тронул машину, ловко уходя от воронок, выехал на хорошо укатанную дорогу и прибавил скорость. Под колесами весело поскрипывал снег, морозная дымка укутала степь, в воздухе не было слышно авиационных моторов. Поздним вечером, избежав бомбежки, они добрались до Особого отдела Сталинградского фронта. Он располагался в бывшем заводоуправлении, был огорожен высоким забором, въезд во двор охранял пост. Ильин кивнул часовому, тот узнал его, поднял шлагбаум, и машина въехала во двор.

— Прибыли! За мной, Ибрагим! — позвал Ильин и шагнул на крыльцо.

Несмотря на поздний час, работа в Особом отделе фронта не прекращалась. Из-за плотно прикрытых дверей кабинетов доносились приглушенные голоса и телефонные звонки. На лестнице они столкнулись с двумя гитлеровскими диверсантами, об этом