— Прошу прощения, Виктор Владиленович, это срочно, — и передал тому трубку.

— Да, — сказал тот в трубку. — Не кричи, — с видимым усилием взял со стола стакан и сделал пару глотков — Что? — выронил стакан и стал массировать левую сторону груди. — Когда? — прикрыл глаза и тихонько застонал. — Я тебя понял. Да. Да. Буду на связи — передал трубку секретарю. — Миша, — неожиданно окрепшим голосом спросил он Заместителя, — ты знаешь, что вчера вечером был убит глава нашей юридической службы Шмырев?

— Убийство с целью ограбления, мне докладывали.

— В свете нынешних событий я начинаю в этом сомневаться.

— А что случилось?

— Полчаса назад в подъезде собственного дома застрелен Большаков.

— Он убит?

— Был тяжело ранен, охрана сразу же повезла его в больницу, но не довезла. В дороге Николай Валерьяныч скончался. Это война, Миша, — тихо, почти шепотом, проговорил он. — Война.

— С кем? — Заместитель вскочил на ноги.

— Надо звонить, — Председатель схватил телефон и начал набирать номер. Внезапно трубка выпала из его руки, и он сам рухнул вслед за ней на ковер лицом вниз.

— Что с вами? — Заместитель сорвался с места и подбежал к лежащему старику. Склонившийся над ним секретарь, отстранил его неожиданно твердой рукой.

— Сейчас его нельзя трогать, — мягко, но решительно проговорил он. — Позовите из приемной врача.

Проводив взглядом выехавшую со двора реанимационную машину, ссутулившийся от свалившихся на плечи проблем, Заместитель вернулся в кабинет. Он присел не на свое обычное место, а на стул, по правую руку от кресла шефа, обхватил голову руками и задумался. Впервые в жизни, ему предстояло сделать то, что ему давно страстно хотелось, и в то же время, от чего он всю жизнь успешно уворачивался: начать принимать решения и действовать самостоятельно.

Не имею пошлой привычки отмечать удачное завершение каждой очередной акции пьянкой с праздничным фейерверком и цыганским хором. Вместо всего этого я просто возвращаюсь домой и тупо ложусь спать. Не стал исключением и этот день.

Проспав почти сутки, я, кое-как проснувшись, сходил на кухню и что-то там лениво сжевал, после чего вернулся в спальню и опять вырубился.

В очередной раз, открыв глаза где-то в районе полудня, я почувствовал себя зверски усталым и больным одновременно. Ничего нового, нервная система и весь организм в целом со скрипом начинали возвращаться из стрессового режима в повседневный.

Прихватив с собой здоровенную кружку с кофе, я прошел в кабинет. Включил компьютер и залез в Сеть. Ой, как интересно, за прошедшие двое суток денег на моем счету не прибавилось ни на копейку. Кратко, но эмоционально прокомментировав это, я потянулся к телефону. В этот самый момент он зазвонил сам.

— Да.

— Доброе утро, это Петр. Как вы?

— Нахожусь в недоумении. Работу я закончил, где, спрашивается, мой законный гонорар?

— У нас возникла серьезная проблема. Скажите, вы могли бы через час приехать на Красносельскую?

— А может, сначала расплатитесь?

— Деньги не проблема. Если хотите, рассчитаемся сразу же наличными.

— Ну, я не знаю…

— Так вы сможете подъехать?

— За час не успею, — вздохнул я. Нет ничего хуже, как вновь возвращаться к делу, которое счел законченным. — А вот за два постараюсь.

— Ждем, — деловито проговорил он и отключился.

Ждут они, видите ли, сердито бурча себе поднос, я начал собираться. Принял душ, торопливо побрился, на скорую руку позавтракал. Покрутился перед зеркалом, стараясь восстановить по памяти образ Васи Шевченко, которого поторопился отправить в небытие. Действительно, не приезжать же на встречу с бывшими клиентами в своей настоящей физиономии, еще, чего доброго, не признают и откажутся платить. Если серьезно, с каждой минутой идея о поездке в Москву казалась мне все более и более неудачной, я начал жалеть, что согласился. Промелькнула мысль, не послать ли их всех подальше. Очень жаль, что только промелькнула.

Зевая во весь рот, я вышел из дома и направился к стоянке такси. О том, чтобы сесть за руль самому, не могло быть и речи, я находился в таком расслабленном состоянии, что мог просто заснуть по дороге.

Я открыл дверцу машины и уселся рядом с водителем.

— На станцию.

И, действительно, я задремал в дороге и немного пришел в себя, только когда поезд остановился на Ярославском.

А вот и Красносельский тупик, и я в нем, зевающий и толком не проснувшийся. Неизвестно, кто из нас еще тупее будет. Все как всегда, все та же пятиэтажка, безлюдный дворик, старенький «москвич» у подъезда. Стоп, а что это за ним? Серого цвета, старая, по виду, почти «убитая» «десятка» с тонированными стеклами. Зазвонил и смолк телефон в кармане. Я остановился перед входом в подъезд. «Один непринятый вызов» высветилось в окошке дисплея. Кто бы это мог быть? — чекист Петр, очень интересно. Помнится, пару часов назад он уверял меня, что с деньгами в его фирме полный порядок, а сам вдруг взял, да перешел на антикризисный «Таджик-дозвон» (прости, Равшон, но далеко не все твои, приехавшие в Москву земляки, служат в ФСБ России и носят шикарные кожаные плащи до пят…). Я нажал кнопку вызова: «Аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети», потом повторил еще раз и с тем же успехом.

Зайдя в подъезд, я остановился и замер, прислушиваясь. Тишина, тишина и какие-то приглушенные неясные звуки. Я кашлянул и, громко топнув, зашагал к лестнице и вдруг застыл с поднятой ногой. Точно, кто-то неторопливо, стараясь производить как можно меньше шума, спускался вниз по лестнице. В целом получалось неплохо, но кое-что все равно было слышно, потому что неизвестный поленился или просто не догадался разуться. Если учесть то, что звука закрываемой двери я не слышал, происходящее очень меня не обрадовало. Быстренько сняв ботинки, я поставил их под лестницу и, преодолев на цыпочках два пролета, присел у окошка на площадке между первым и вторым этажом и осторожно выглянул во двор. Человек в темной куртке и бейсболке с длинным козырьком рысью мчался от «десятки» к подъезду, на ходу расстегивая куртку и засовывая левую руку за пазуху.

В этот момент я окончательно проснулся, и мне стало очень не по себе.

— Вот видишь, Гена, все у нас получилось. А ты, дурачок, боялся, — произнесший эти слова человек прямо-таки сиял от счастья. — Мы победили!

— Дурачок? — переспросил Финансист. «А кто же еще?» — подумалось ему. В отличие от своего собеседника, Геннадий Ильич меньше всего походил на победителя. Постаревший за последние дни на добрый десяток лет, осунувшийся, с мешками под глазами, типичный представитель проигравшей стороны.

— Да не сердись ты! Это я так, любя. Проходи, располагайся.