Ничего не поделаешь, придётся просить прощения. Не у пастора – вот уж нет! – и не у рабочих. А у Фредерика. И когда часом позже Камилла включила сигнал поворота и свернула на Роскилле, всей её злости уже как не бывало, и она сама не могла понять, как же это она умудрилась всё испортить и отменить собственную свадьбу.

У самого Босерупа, когда за деревьям стали уже видны сияющие черепичные крыши зданий усадьбы, Линд сбросила скорость. Она вдруг растерялась и не знала, как быть. Ведь она не позвонила Фредерику, не сообщила, что едет домой, и теперь ей было непонятно, как вести себя дальше. Раньше они никогда не ссорились. Во всяком случае, до хлопанья дверью не доходило.

Камилла отъехала на обочину ведущей к дому дороги со старыми скрюченными деревьями по обеим сторонам и остановила машину, всматриваясь в даль. Она не могла заставить себя ехать вперёд, её рука не желала вертеть баранку.

Только когда Линд миновала Остед и въехала на прямую главную дорогу, ведущую в Элиселунд, ей пришло в голову, что, возможно, там ей не удастся ничего разузнать, раз она предварительно не договорилась о встрече. Но женщина всё же решила попытать счастья и сделала радио погромче, узнав Бейонсе. Она начала подпевать и почувствовала, что её отпустило.

Продолжая катить в сторону Элиселунда, Камилла наконец почувствовала себя в своей стихии. Если уж она что и умела, так это распахивать двери ногой. Пусть она не знает, как следует себя вести в высшем обществе, зато, будучи журналистом, она знала, как подать историю, чтобы та казалась занимательной, и как разговорить людей.

– Я узнала, что моя мать заведовала интернатом перед его закрытием, – соврала Линд на голубом глазу двадцатью минутами позже, сидя напротив пожилой седовласой дамы, после чего поспешила объяснить, что её родители развелись, когда она была совсем ещё ребёнком. – Я выросла в Бирмингеме у своего отца, но в прошлом году он умер, так что теперь я снова переехала в Данию вместе с мужем и сыном.

Когда она припарковалась на площадке между большими белыми зданиями, там стоял специальный микроавтобус для перевозки инвалидов и два медбрата как раз усаживали в него крупного молодого парня, а шофёр складывал его инвалидную коляску.

Камилла подождала в машине, пока микроавтобус не отъехал. На сиденьях внутри него уже сидели несколько человек – тот крупный паренёк был последним из тех, кого должны были взять в поездку. Двое медбратьев помахали вслед автобусу, и, только когда тот скрылся из виду, один из них подошёл к машине Линд и спросил, не она ли приехала за Софи.

– Нет, – растерянно ответила Камилла, но быстро сориентировалась и спросила, не закрываются ли они уже на сегодня.

– Да потихонечку закроемся, без суеты, – кивнула ещё одна сотрудница интерната, пожилая дама. – Последних забирают за полчаса до закрытия, ну и остаются кое-какие рутинные заботы: прибрать немного и тому подобное. Но если вас интересует, как сюда записаться, то мы этим не занимаемся.

– Нет-нет, – поторопилась ответить Камилла, после чего решилась наконец спросить о том, что ей было нужно, и сочинила историю о поисках своей матери. – Я вообще-то приехала по личному вопросу. Несколько дней назад я имела беседу с женщиной, которую зовут Агнета Эскильсен. Она здесь работала в своё время, и это она предложила, чтобы я попробовала подъехать к вам и узнать, не могли бы вы мне помочь в поисках моей матери. Но, может быть, у вас нет времени. Я неудачно приехала?

– Да нет, время-то у нас найдётся, – сказала местная сотрудница и пригласила её следовать за собой.

Ещё одна женщина, раньше тоже находившаяся на площадке, обернулась в дверях.

– Ну что, закрываем, что ли? – резко спросила она.

– Не беспокойся, Лиллиан, – снисходительно сказала седовласая дама. – Я сегодня сама закрою. Езжай себе.

Она положила руку Камилле на плечо и повела её через просторный холл, показывая, что та нисколько не мешает и может войти.

– Всегда найдутся торопыги, которым не терпится поскорее убраться с работы, – проворчала она и, пройдя вперёд, открыла дверь кабинета перед своей гостьей. – Так, значит, вы знакомы с Агнетой? – Пожилая женщина улыбнулась и покачала головой. – Да уж, мир тесен. Она здесь работала задолго до того, как я сама сюда поступила. Мы с ней вместе ходили на курсы эрготерапевтов. Для неё это было второе образование, и, хотя она где-то на десять-пятнадцать лет старше меня, мы с ней всегда ладили.

Камилла только улыбнулась.

– А её муж жив ещё? – спросила её собеседница. Камилла покачала головой – она надеялась, что ей не будут задавать слишком много вопросов, по ответам на которые стало бы понятно, насколько поверхностно она знакома с Агнетой.

– Извините, – внезапно сказала сотрудница интерната. – Я же даже не представилась. Меня зовут Лоне Фрис. Вообще-то именно Нета предложила мне подать сюда заявление на работу, когда открылся центр дневного пребывания. У неё самой не было абсолютно никакого желания возвращаться в Элиселунд, хотя с тех пор, как она тут работала санитаркой, многое изменилось. Я так до конца и не поняла, что её так настроило против этого места. – Она тепло хохотнула. – Можете себе представить, я ведь с тех самых пор тут и работаю, так что мне есть за что быть благодарной своей приятельнице.

И она жестом пригласила Камиллу сесть на стул напротив неё за письменным столом.

– Ваш рассказ звучит так, будто это посвящённый вам выпуск телепередачи «Жду тебя»! – воскликнула Лоне Фрис, усевшись. – Надо же, как интересно! Надеюсь, мы сможем вам помочь. А как зовут вашу маму?

Линд должна была предвидеть этот вопрос – было бы странно, если бы он не был задан. Несколько секунд ей не удавалось ничего придумать, но потом она судорожно постаралась вспомнить, что же Агнета Эскильсен рассказывала о заведующей этим заведением.

– Она снова взяла свою девичью фамилию, когда развелась с моим отцом, – сказала журналистка и попыталась потянуть время, сколько возможно, вспоминая имя заведующей. Но то ли бывшая санитарка его не упомянула, то ли сама она слушала недостаточно внимательно.

Лоне сидела с терпеливой улыбкой на губах, но молчание начинало уже становиться тягостным.

– Её фамилия Парков, – сказала наконец Камилла с облегчением – слава богу, её мозг снова включился! – То есть была, – пролепетала она в надежде, что никто не обратит внимания на ту странность, что она может назвать свою мать только по фамилии.

– Так Бодиль Парков – ваша мать? – изумлённо спросила Фрис, как будто бы не заметив затруднений собеседницы. Она склонила голову набок, с интересом рассматривая гостью и как бы пытаясь разглядеть в её лице знакомые черты, а потом немного выпрямилась на стуле. – Вы знаете, лично я с ней не знакома, но в определённых кругах её имя очень даже известно. Она была первой женщиной среди тех, кто заведовал интернатом.

– И она оставалась здесь, пока его не закрыли? – спросила Камилла.

Лоне Фрис ответила не сразу.