С огромным трудом я смогла дозвониться по телефону до начальника ЧК мадам Яковлевой. Она отказалась меня принять, но послала мне разрешение навещать мужа дважды в неделю. Я им широко пользовалась: каждый раз приходила в час и благодаря любезности офицера-начальника оставалась с великим князем до шести часов вечера. Что же касается доктора Обнисского, добыть разрешение для него оказалось невозможным. Поскольку прогулки оставались под запретом, а их великому князю очень недоставало, я ему открывала окно, и он, в пальто и шляпе, ходил, скорее, топтался на месте в своей палате. Я приносила свое рукоделие или чинила ему белье, и жизнь для нас двоих была еще сносной. Так мы дожили до первых чисел декабря.

XXXVI

Трижды в неделю, из которых два на свидание, я ходила в больницу на острове Голодай. Уже тяжело болея, я прилагала нечеловеческие усилия, чтобы принести моему дорогому узнику две тяжелые корзины с едой и бельем для него. Каждый раз я чувствовала, что сил мне не хватает чуть больше. В тот год было очень холодно, и мне приходилось тепло одеваться, что еще больше усложняло мою задачу. Но самыми страшными были дни, когда трамваи не ходили или из-за отсутствия электричества, или из-за забастовки. Тогда я тащила свою ношу от Миллионной на Голодай пешком, что занимало у меня около двух часов. Однажды, придя на Васильевский остров, я, совершенно выбившись из сил, обморозив руки, остановилась и прислонилась к стене дома, чтобы немного перевести дух. И вдруг увидела – редкое явление в то время – извозчика! Я его остановила и спросила, сколько он возьмет, чтобы подвезти меня.

– Двести рублей, – ответил он (в тот момент это равнялось ста семидесяти пяти франкам).

Я уже прошла почти половину пути, однако наняла его, чувствуя, что в этот день не в силах сделать больше ни шагу.

В другой раз, когда я несла мои корзины, меня окликнула добрая деревенская женщина, управлявшая санями,

перевозившими дрова, и ехавшая в ту же сторону, куда было надо и мне:

– Эй, барыня, садись в мои сани, у тебя, бедняжки, такой усталый вид.

Я с радостью согласилась, и вот уже сижу на дровах, спиной к лошади, и мои ноги касаются земли!

Утром 4/17 декабря к нам пришел Петр Дурново. Энергичный, решительный, быстрый ум и благородное сердце, он отвел меня в сторону и сказал:

– Княгиня, я хочу сделать вам одно предложение: вы должны решать немедленно. Один из наших, молодой офицер-патриот, ежедневно рискующий своей жизнью, чтобы помогать другим, сегодня утром прибыл из Финляндии и в четыре часа дня отправляется назад. Это капитан артиллерии Сергей Сергеевич Гершельман; он одет красногвардейцем, принял все предосторожности. Вы готовы доверить ему ваших дочерей? Он обещает перевести их через финляндскую границу; мороз сильно ослаб, полнолуние, то есть условия просто великолепные.

– Но куда они пойдут? – спросила я. – У меня никого знакомых в Финляндии, я не могу отправить их в неизвестность.

– Я все предусмотрел и подготовил, – сказал Петр. – Сначала они отправятся в Териоки, откуда наша организация переправит их в санаторий Рауха, что возле водопада Иматра. Там живет милейшая женщина, Надежда Александровна Харина, она проживает там уже много месяцев вместе со своей сестрой. Владелец санатория, доктор Габрилович, прекрасный врач, добрый и обходительный человек. Когда ваши девочки попадут туда, вы можете быть за них спокойными. Ваша кастелянша, мадемуазель Петрова, будет их сопровождать, а я, рискуя оскорбить ее стыдливость, выправлю обеим княжнам документы на фамилию Петровы, дочерей кастелянши. Подумайте, – добавил он, – вам сейчас нужна будет свобода рук, чтобы заниматься только великим князем и его освобождением; все силы вашего ума, весь ваш ум, вся энергия должны теперь направляться в эту сторону. Возможно, подобный случай в ближайшее время больше не повторится; за мной большевики ведут охоту, и я вынужден каждую ночь проводить на новом месте. Я уже дважды менял имя и паспорт. Посмотрите, в каком виде я хожу по улицам…

Он вытащил из кармана большие черные очки и маленькую бородку, которые моментально нацепил, и стал совершенно неузнаваем.

– Разумеется, эта игра слишком опасна, и в один из ближайших дней мне придется уходить за границу вместе с моим верным помощником, поручиком лейб-гвардии Конногренадерского полка Михаилом Виландтом[70]; умоляю вас, решайтесь.

Я позвала девочек и Марианну, и, после некоторых колебаний и вполне естественных слез, было решено, что в три часа Марианна отведет сестричек и кастеляншу сначала в Казанский собор, чтобы испросить у Бога благословения на путешествие, а потом в квартиру на улице X., куда за ними должен был зайти капитан. Девочки взяли по чемодану, который каждая тащила с трудом. Я расставалась с ними с большой горечью и ужасным страхом перед этой опасной авантюрой. Я мысленно следовала за ними и свободно вздохнула только четыре дня спустя, когда капитан Гершельман передал мне записку от Ирины, сообщавшую, что они благополучно прибыли к месту назначения, что г-жа Харина – ангел доброты, а также подробно излагавшую их путешествие.

После трогательного прощания с сестрой Марианной и получения фальшивых паспортов они сели в трамвай в сопровождении кастелянши и своего нового проводника. Трамвай привез их на Охтинский вокзал, откуда они выехали около шести часов и в десять вечера прибыли на маленькую станцию Васкелово. Там надо было сесть в товарный вагон, в котором находилось несколько финских крестьянок, ездивших за молоком, чтобы назавтра продать его втридорога в Петрограде. Эти женщины пели такие грустные песни, что Ирина и Наталья, вспомнив о своем находящемся в тюрьме отце, о брате, о матери, лишившейся всего, даже пропитания, расплакались.

После получаса езды поезд остановился, и пришлось прыгать с довольно большой высоты в снег с чемоданами. По тропинке они дошли до избы, где, после тихого разговора между их проводником и каким-то молодым парнем, им дали трое маленьких санок. Ночь была великолепной; волшебная луна освещала высокие сосны, сгибавшиеся под грузом снега. Сани ехали караваном; в первых сидели англичанка и швед, во вторых Ирина с Гершельманом и, наконец, Наталья с кастеляншей. В три часа ночи они приехали к другой одиноко стоящей избе, где капитан попросил свежих лошадей. Хозяин избы отказался их везти, сказав, что снег тает, но что здесь всего две версты пройти пешком, и предложил себя в качестве проводника. Вместо двух, бедным девочкам пришлось пройти пятнадцать! Постепенно силы покидали их, тающий снег прилипал к высоким валенкам и одежде. Капитан и проводник