В каждом городе и деревне Зоя наблюдала, как действуют особые чары молодого правителя Равки. В зависимости от публики менялась даже осанка Николая. Порой он спокойно и расслабленно покачивался в седле, улыбаясь и помахивая своим дорогим подданным в лучах солнца, что золотило его шевелюру и отражалось в начищенных до блеска сапогах. А порой взволнованно обращался к народу с лестниц или балконов, с торжественно-суровым видом возвышаясь над толпой, собравшейся в церкви или на городской площади.

Срочность поездки не афишировалась, и все же каждый день королевский кортеж покрывал большие расстояния, не задерживаясь ни в одном населенном пункте более суток. На все путешествие король отвел три недели. Найдут они что-нибудь в Каньоне или нет, нужно будет возвращаться в столицу, чтобы успеть подготовиться к празднику.

В Раевости, где произошло сильное землетрясение, Николай, скинув мундир и засучив рукава, наравне с горожанами трудился на разборе завалов. Он посетил место, где раскололась каменная гробница Санкты-Любови – выпорхнувший из трещины сонм крохотных серебристых колибри кружил над площадью целую неделю и только потом бесследно растаял, – и поклялся, что здесь будет стоять новая церковь, выстроенная на средства Ланцовых.

– А на самом деле где возьмешь деньги? – поинтересовалась в тот вечер Зоя.

– В Керчии или у моей богатенькой невесты. А может, Апрат сумеет продать какое-нибудь алтарное украшение.

Впрочем, теперь Зоя понимала, на что рассчитывал Николай, соглашаясь удовлетворить просьбу священника о возведении новых храмов. Апрат получит свои церкви, получит возможность увеличить число сторонников и расширить шпионскую сеть, однако, слыша звон церковных колоколов и произнося слова молитвы, люди будут думать не о нем, а о своем золотоволосом короле, думать и шепотом вспоминать тот день, когда Николай Ланцов приезжал в их деревню.

– Я выросла в таком же захолустье, – призналась Зоя, когда они проезжали очередной убогий городок. – Безысходность. Нужда. Отчаяние толкает людей на страшные поступки, и первыми жертвами всегда становятся молоденькие девушки.

– Ты поэтому так ратуешь за строительство новых фабрик?

Зоя едва заметно пожала плечами.

– Мускулы нужны, чтобы махать кувалдой и таскать булыжники. Чтобы переключить рычаг или нажать кнопку, много силы не требуется. – Она чувствовала на себе пристальный взгляд Николая.

– Вот уж не знал, что ты так горячо сочувствуешь простому народу.

Когда-то и я была простолюдинкой. Как и Лилиана с Ладой.

– Сочувствие тут ни при чем. Гришам для процветания нужна сильная Равка.

– Ну, разумеется, это всего лишь твоя обычная практичность.

Скептический тон Николая не вызвал у нее ничего, кроме раздражения. И все же, глядя на эти заросшие грязью улицы, унылые дома с ветхими крышами и разбитыми ступеньками, скособоченный шпиль церкви, трудно было не вспоминать Пачину, городишко, оставленный в далеком прошлом. Называть его родиной не поворачивался язык.

– Знаешь, когда жизнь в нашей деревне резко изменилась? – Зоя не сводила глаз с дороги, изрытой колеями и заваленной обломками камней – ночью прошел сильный дождь. – После военного призыва. Нехватка солдат стала до того острой, что корона была вынуждена поставить под ружье не только парней, но и девушек.

– Я думал, призыв считался бедой, проклятьем.

– Для одних – да, – согласилась Зоя. – Но для других он обернулся спасением, шансом избежать тоскливой участи, добиться чего-то большего, нежели просто выйти замуж и умереть в родах. В детстве, еще до того, как проявились мои способности, я мечтала пойти в солдаты.

– Малютка Зоя и ее штык?

Зоя фыркнула.

– Задатки генерала у меня были с рождения.

Однако мать считала главной ценностью дочери ее красоту. Зоино лицо стало «приданым» в нежном возрасте девяти лет. Если бы не Лилиана, девочку продали бы на сторону, как молочного теленка. Но стоит ли винить мать? Зоя помнила красные, загрубелые руки Сабины, ее утомленный взгляд, сухопарую фигуру, вечно сгорбленную от работы и безысходности. Несмотря на это, Зоя не ощущала в своем сердце ни намека на прощение. Не собиралась прощать ни доведенную до отчаяния мать, ни слабака-отца. Пошли они к черту. Назяленская пришпорила коня.

Зоя, Николай и их спутники осмотрели новый военный завод, выслушали пение детского хора, а потом чиновник из городского совета и регент хора пригласили их на чай.

– Отравить бы регента за то, что вынудил нас терпеть этот кошмар, – негодовала Зоя.

– Все было прелестно.

– С тоски сдохнуть можно.

Зое пришлось устроить небольшое представление, продемонстрировав гришийские способности местным женщинам. Она едва удержалась от искушения сдуть парик с головы чиновника.

Наконец бургомистр проводил королевский отряд за пределы города и показал широкую полосу леса, якобы вырванного из земли за одну ночь. Зрелище было жуткое. В воздухе густо пахло живицей, поваленные деревья лежали ровными полосами вплоть до вершины холма, где стояла крохотная часовня Санкт-Ильи-В-Цепях. Верхушки всех деревьев были направлены в одну сторону, словно трупы, рядами выложенные перед погребением, и как будто указывали на запад, к Каньону.

Юрию разрешили выйти из кареты, размять ноги и изучить место предположительного «чуда». Толя возвышался над ним, словно единственное выстоявшее в бурю дерево. По словам Толи, они начали собирать по кусочкам текст, который вполне мог оказаться самым первым описанием ритуала обисбайи.

– Тебе не приходило в голову, – спросила Зоя, наблюдая, как тощий монах что-то оживленно объясняет стражнику, явно чувствующему себя не в своей тарелке, – что это хитроумный план? Что Апрат и монах никакие не враги, что обоим нужно было убрать тебя из столицы и что именно этого они и добились?

– Разумеется, приходило, – ответил Николай, – но даже Апрату с его огромными возможностями не под силу устроить «показ» такого размаха. Больно признавать, но, похоже, здесь происходит нечто более масштабное, чем мы с тобой способны вообразить.

– Говори за себя, – проворчала Зоя, хотя при виде поваленных деревьев у нее возникло очень неприятное ощущение, как будто их отряд направляет чья-то невидимая рука. – Я не доверяю ни Веденину, ни священнику.

– Апрат честолюбив, а значит, им можно управлять.

– А наш приятель-монах? Им тоже легко манипулировать?

– Юрий – истинно верующий. Либо он величайший актер на свете, а этого просто не может быть.

– Почему ты так в этом уверен?

– Потому что сегодняшний хоровой концерт я прослушал с улыбкой на лице, а это означает, что я и есть – величайший актер на свете. – Николай ударил коня пятками. – Едем дальше, Назяленская. Нам нельзя без надежды.

* * *

Зоя была только рада, когда королевский кортеж въехал в Адену, место последней остановки на пути в Тенистый Каньон. Скоро они получат ответы на все вопросы или просто повернут домой. В любом случае закончится это тревожное ожидание, закончится страх перед тем, что ждет их в Неморе.