10 апреля представитель командования 199-й отдельной танковой бригады, батальонный комиссар, о котором я говорил выше, дал нам знать, что наш отъезд на фронт может состояться уже в ближайшие сутки. Это подтвердилось соответствующими фактами. Так, дня за два до сказанного прислали в наш военный городок служить вместе с нами нескольких шоферов-водителей, которые по идее должны были на фронте везти на грузовиках боевые расчеты орудий и снаряды к ним, а главное – тащить за собой прицепленные сзади орудия. А кто-то из шоферов был намечен также для обслуживания легковой автомашины, в которой будут ехать командир и комиссар батареи и еще кто-либо.

В те же дни всему личному составу батареи выдали так называемый «медальон смерти». Он был предназначен для опознавания личности погибшего или раненого военнослужащего. По существу данный предмет был вовсе не медальоном, как таковым, а скорее всего – обыкновенной черной эбонитовой капсулой, восьмигранной снаружи и цилиндрической изнутри. Она имела длину 50 мм и наружный диаметр 12 мм. Состояла из двух частей: длинной с наружной резьбой на одном конце и короткой (головки или колпачка) с внутренней резьбой. Обе части навинчивали плотно друг на друга так, чтобы вода или сырость теоретически никогда не могли попасть в образовавшуюся таким образом единую капсулу, внутрь которой предварительно помещали свернутую в рулончик бумажку. На этой бумажке каждый написал чернилами (а надо было бы карандашом, так как он дольше противостоит сырости) сведения о себе – фамилию, имя и отчество, год рождения, домашний адрес, адрес военкомата, призвавшего военного на службу, и главное – адрес близкого человека, кому следует сообщить о возможной гибели владельца капсулы. Хранили капсулу в брюках – в их потайном карманчике в виде щели, предусмотренной сверху с левой стороны на поясной части.

Выдали вместе с небольшим вафельным полотенцем (при этом старое сдали) по куску туалетного и хозяйственного мыла. Далее последовали выдача всем военнослужащим зарплаты, отнятие у них зимних шапок и замена их пилотками, сшитыми из особого зеленого, сильно отличавшегося от отечественного, английского сукна. Многим, в том числе и мне, заменили устаревшие, крепко загрязнившиеся, износившиеся и обветшавшие шинели. Материалом новых шинелей, которые, кстати, по весу были значительно легче старых, было то же самое тонкое зеленое английское сукно, из которого были сшиты пилотки. (По-видимому, и пилотки, и шинели были сшиты по отечественным образцам в Великобритании и прибыли оттуда в СССР по ленд-лизу в виде помощи нашей стране от союзника.) Некоторым бойцам сменили также гимнастерки и брюки, но я этого не удостоился, хотя на правой штанине моих полугалифе возле колена вот-вот могла образоваться дырка вследствие большого износа ткани. Кое-кто сменил себе и поизносившиеся ботинки. Но у меня они были в порядке.

Однако прежде, чем выдать новые пилотки и шинели и сменить гимнастерки с брюками, нас заставили пару дней поработать физически на тупике запасного железнодорожного пути станции Жолнино, где мы приняли прибывшие на одной открытой платформе с завода номер 92 две новые 37-миллиметровые зенитные пушки, а на другой – три английские грузовые автомашины типа Bedford («Бедфорд»), предназначенные для буксирования этих пушек. Одну из этих машин с закрытым при помощи брезента кузовом облюбовал наш старшина Ермаков, который в дальнейшем со своим хозяйством все время ехал на ней в кузове вместе с остальными бойцами и командирами.

Нам пришлось распаковывать прибывшие пушки из-под брезентового чехла и привести их в состояние полной боевой готовности, снова зачехлив и крепко закрепив на полу платформы. Одновременно мы поставили к ним запас снарядов. Автомашинами занимались шоферы.

На тупике запасного железнодорожного пути находилось также более двух десятков платформ с полученными по ленд-лизу английскими легкими танками, с которыми возились танкисты нашей общей теперь 199-й отдельной танковой бригады. При этом они очень неодобрительно высказывались об этих машинах, и особенно за их неприспособленность к российским условиям по ходовой части и оснащение некоторых из них карбюраторным двигателем, работающим на бензиновом топливе, из-за чего такие танки очень легко поджечь горючей смесью. Другие танки были с дизельными двигателями.

Как я сейчас узнал из специального справочника по танкам различных стран, это были легкие пехотные танки типа Valentine («Валентайн») модификаций 1938–1940 годов, изготовленные фирмой Vickers – Armstrong («Виккерс – Армстронг»). Они были предназначены в основном для поддержки пехоты. Танки имели и массу 18 тонн. Обслуживались экипажем из трех человек. Вооружением были одна 40-миллиметровая пушка и два пулемета калибра 7,92 мм, из которых один – зенитный. Внутри машины можно было иметь 41 снаряд и 3300 патронов с пулями.

В те же дни мы сдали на Решетихинский склад оружия выданные на нем нашей батарее 5 марта около двух десятков винтовок и карабинов для несения у себя караульной службы и оттуда же получили на каждого бойца и младшего командира другие, но уже не снабженные штыками отечественные винтовки образца 1891–1930 годов и отечественные же карабины образца 1938 года. Строго предупредили, что замена, а тем более потеря личного оружия будет очень крепко наказываться и каждый головой отвечает за него и должен содержать его в идеальном порядке и чистоте. Одновременно с личным оружием дали каждому сумочку-патронташ с винтовочными патронами, которую мы надели спереди на широкий поясной ремень. Но для запасных патронов пришлось получить особую сумочку, которую положили в вещевую сумку.

Затем получили на всю батарею обычные и саперные длинные и с широкой металлической частью лопаты трех типов, пилы, топоры, другие инструменты, несколько брезентовых плащ-палаток и разные другие вещи, которые относились к ведению старшины Ермакова.

Наконец, 14 апреля 1942 года после ужина навсегда покинули свой военный городок, убрав его и взяв с собой личные вещи, противогазы, маленькие саперные лопаты и оружие. Через час пришли на запасной железнодорожный путь от станции Жолнино, где стоял еще не полностью сформированным длинный эшелон, состоявший из множества открытых платформ с танками, автомашинами и пушками и приспособленных для перевозки людей товарных вагонов – теплушек. Но таких вагонов, в которых ехали в основном военнослужащие мотострелкового батальона, а частично – танкисты, было значительно меньше, чем платформ.

Между прочим, было сказано, что по пути на фронт где-то к нашему эшелону присоединятся или пойдут следом за ним со своим паровозом не меньше десятка платформ с отечественными танками с экипажами. Кроме того, наши командиры заявили, что по прибытии в прифронтовую зону мы получим недостающие для батареи одну грузовую и одну легковую автомашины и два 37-миллиметровых зенитных орудия.

А пока из имевшихся двух орудий одно разместили в головной части эшелона, а другое – в хвостовой. К обеим платформам с орудием было прицеплено по вагону с двумя боевыми расчетами в каждом. Оба этих вагона разместили в поезде так, чтобы в случае налета на него вражеских самолетов один из двух расчетов мог на ходу быстро перебраться из своего вагона к пушке, занять на ней рабочие места и сразу же открыть из нее огонь.