К началу конфликта в 57-м Особом корпусе числились три мотоброневые бригады и одна танковая, одна моторизованная дивизия и отдельная кавалерийская бригада: 284 танка, 370 бронеавтомобилей и около 200 орудий. Но самая удивительная компонента этого воинского контингента — автомобильные батальоны, точнее, их количество. По данным военного историка Максима Коломийца, в составе корпуса было целых 16 автомобильных батальонов и четыре отдельные автороты. На 1 февраля 1939 года в этих автобатах числилось 5208 грузовых машин, 631 автоцистерна, 679 специальных машин и 245 автомастерских. К июню 1939 года Коломиец насчитал 4342 грузовых автомашины: 3622 бортовых грузовика и 720 цистерн. Так или иначе, но в одном месте сконцентрировали просто немыслимое для РККА образца 1939 года количество автомобильных батальонов, ни в какие существовавшие тогда штатные нормы и расписания не укладывавшееся! Явно столь избыточное — для корпуса, что возникает мысль: а может, не автобаты были приданы Особому корпусу, а именно его и развернули в МНР для прикрытия и обеспечения этой автомобильной армады? Точнее, стратегической коммуникации, на которой и были задействованы эти автобаты. Это подтверждает хотя бы такая цитата из документа: «7, 8 и 9-я мотоброневые бригады, по существу, являются бронированной кавалерией, более подходящей для охраны границ и поддержания внутреннего порядка. Пехотный бой вести не умеют». Но если исходить из того, что задачей корпуса было прикрытие деятельности всей этой автомобильной армады, все становится на свои места. Правда, возникают вопросы: чем занимались эти автобаты, что и для кого они возили?

С 1937 года на территории Китая развернулась масштабная Японо-китайская война, и в советских интересах было, чтобы Китай сражался, сковывая японскую армию. Об этом, как писал в своих воспоминаниях маршал Василий Чуйков, Сталин и сказал отрытым текстом, напутствуя военачальника перед командировкой в Китай: «Ваша задача, товарищ Чуйков, — продолжал Сталин, — не только помочь Чан Кайши и его генералам с умением воспользоваться оружием, которое мы им посылаем, но и внушить Чан Кайши уверенность в победе над японскими захватчиками. При уверенности в победе Чан Кайши не пойдет на соглашение с агрессором, ибо он боится потерять поддержку американцев и англичан и свои капиталы, вложенные в их банки… Ваша задача, товарищ Чуйков, задача всех наших людей в Китае — крепко связать руки японскому агрессору. Только тогда, когда будут связаны руки японскому агрессору, мы сможем избежать войны на два фронта, если немецкие агрессоры нападут на нашу страну…». Потому СССР и оказал тогда Китаю масштабную и интенсивную военную помощь, поставив огромное количество оружия, боеприпасов, боевой техники, топлива и т. п. Но отечественные историки отчего-то пишут лишь про два пути этих поставок: морской — из советских портов через Гонконг, Бирму или Вьетнам, и сухопутно-воздушный — от Алма-Аты до Синьцзяна. А вот про еще один путь наши историки глухо молчат, хотя в литературе есть упоминания о перегонке самолетов для китайских ВВС также и через Монголию. Монгольская территория была удобна и для организации линии наземных поставок: с китайской стороны граница там была практически не прикрыта.

«Удобства» же района, где развернулся конфликт, тоже были существенны: там сходились границы МНР с марионеточными государствами Маньчжоу-го и Мэнцзян, войска же последнего границу с Монголией вообще не контролировали. Единственно оптимальное место для провода автомобильных колонн-конвоев со снаряжением для армии Чан Кайши! Трудно предположить, что эту возможность не использовали — иначе зачем вообще тогда были нужны в монгольской степи пресловутые 16 автомобильных батальонов с их почти шестью тысячами грузовиков?!

А вот японской армии, погрязшей в трясине войны в Китае, жизненно важно было перерезать все эти артерии подпитки китайского сопротивления. Морской путь им к тому времени удалось практически блокировать, дотянуться до Синьцзяна они не могли. Но можно было перекрыть путь в Китай советским автобатам, закупорив монгольский тракт ударом по его самой уязвимой точке. Это японцы, видимо, и попытались сделать поначалу руками баргутов, решив, что Москва не станет проливать кровь за этот клочок пустыни. Кремль решил иначе, и в данном случае Сталин был прав: показательный разгром японских войск на Халхин-Голе впоследствии уберег СССР от вполне реальной угрозы войны на два фронта. По всей видимости, сохранив один из важнейших каналов советской военной помощи Чан Кайши. Относительно последней уже упомянутый Василий Чуйков спустя десятилетия написал: «Скажут: вот, дескать, благодетель. Разве не в интересах Советского Союза было вести войну с Японией руками китайцев? Это приходилось мне слышать и в те годы, и позже. Но против Советского Союза Япония так и не выступила даже в самые трудные для нас годы войны…». Пожалуй, сам же маршал и ответил: именно потому и не выступила, что руки у нее оказались связаны в Китае, к чему были приложены усилия явно немалые. Частью которых стало и сражение за этот, казалось бы, «никому не нужный клочок пустыни»…

Секретные протоколы: тайна «закрытого пакета» № 34

Едва ли не самым тщательно охраняемым секретом советского государства до самого последнего момента его существования — в буквальном смысле слова — была тайна «закрытого пакета» № 34, хранившегося в святая святых — Архиве Политбюро ЦК КПСС. Правда, к моменту краха Советского Союза это формально был уже Архив президента СССР, но суть от этого не меняется. «Закрытый пакет» — не вольное словосочетание, а вполне официальное обозначение существовавшей степени секретности документов ЦК КПСС. Таких степеней было несколько: самый низший уровень обозначался грифом «секретно», следующий за ним — «совершенно секретно» (в документах более раннего времени — «строго секретно»), еще более высокий уровень секретности обозначался грифом «особой важности», затем ОП — «особая папка». Но самая высшая степень секретности — «закрытый пакет»: это действительно был большой пакет с номером, проставляемым от руки. В Общем отделе ЦК КПСС, ведавшем, среди прочего, и секретным делопроизводством (первоначально это подразделение вообще именовалось Секретно-оперативным отделом ЦК), «закрытый пакет» опечатывался тремя или пятью печатями и обозначался буквой «К» — «конфиденциально». Даже о самом существовании такой высочайшей степени секретности знало буквально считанное количество сотрудников аппарата ЦК. А уж о содержимом «закрытых пакетов» могли не знать даже генеральные секретари ЦК КПСС — если, конечно, они их специально не запрашивали. Документы из «закрытого пакета» № 34, хранившегося в VI секторе Общего отдела ЦК КПСС — это и был Архив Политбюро, — запрашивали, мягко говоря, нечасто. Именно в «закрытом пакете» № 34, как выяснилось в 1992 году, и хранилась документация, связанная с заключенными в 1939–1941 годы советско-германскими соглашениями: секретный дополнительный протокол «о границах сферы интересов» от 23 августа 1939 года, разъяснение к нему, доверительный протокол от 28 сентября того же года — о переселении польского населения, секретный протокол «об изменении сфер интересов» — тоже от 28 сентября, секретный протокол «о недопущении польской агитации» от 28 сентября 1939 года, протокол об отказе Германии «от притязаний на часть территории Литвы» от 10 января 1941 года, заявление о взаимной консультации от 28 сентября 1939 года и обмен письмами об экономических отношениях — тоже от 28 сентября. Был еще и пакет № 35 — с крупномасштабными картами раздела Польши между СССР и Германией.